Запад

Он полистал уцелевшие бумаги Беллмана – его зарисовки трав, цветов, деревьев, иногда птиц и животных. Заяц, рогатая лягушка, какая-то разновидность грифа. Между листками лежали засушенные образцы растений, на самих листках были неразборчиво нацарапаны какие-то неграмотные фразы, карты с маршрутом пути, обозначенным пунктиром. Письма к дочери. И никаких свидетельств того, что он нашел гигантских существ, которых искал.

Деверо представил себе крупное серьезное лицо рыжеволосого мужчины, его густую квадратную бороду и испытал волнение.

Он вспомнил, как серьезно рассказывал Беллман об исполинских животных, о своей миссии найти их, и поймал себя на том, что странным образом опечален известием о его смерти. Письма были полны безумной надежды и такого же безумного любопытства, в нескольких последних он уверял дочь, что момент, когда он найдет этих животных, уже близок, а потом он сразу же отправится домой. Он так мечтает увидеть ее, писал он и выражал надежду, что тетя Джули здорова, а Элмер Джексон не оказался слишком докучливым соседом.

Торговец мехами, держа в руках заметки и письма, обозрел то, что осталось от маниакальных поисков Беллмана. Некоторые из писем дочери были развернуты: пронумерованные странички с именем девочки, бесконечно повторенным на первой из них. Другие уже сложены в толстые квадратики, связаны бечевкой, и сверху крупным почерком Беллмана было написано несколько строк, разъясняющих, как найти его дом в Соединенных Штатах. Все это вызывало в воображении торговца образы маленькой девочки, ждущей возвращения отца домой, сварливой старой сестры, быть может, более мягкой в душе, чем внешне. Он вспомнил о письмах, которые обещал послать, но забыл.

Что ж, хоть теперь он отправит их в Сент-Чарлз вместе с этими заметками и рисунками, их отвезет Холлингхерст, когда поедет туда.

Торговец сказал мальчику, что тот может идти, и разрешил взять себе за труды блузку и красные бусы. Пальто и симпатичный медный наперсток ему придется оставить здесь наряду со всей кучей прочих вещей, лежавших рядом с цилиндром покойного.

Мальчик ответил ему свирепым взглядом и не двинулся с места.

Он заявил, что вещи мертвого человека теперь принадлежат ему – как плата за все те услуги, которые он ему оказал.

Деверо провел ладонью по лицу и вздохнул.

Нет, возразил он, не принадлежат. Теперь вещи останутся у него на хранении, все, за исключением писем и рисунков, которые он отправит с Холлингхерстом, как раз наутро выезжающим на восток. Мистер Холлингхерст сделает все возможное, чтобы они дошли до дочери Беллмана.

Мальчик выпятил нижнюю губу. Он выглядел очень обиженным. Сделав шаг вперед, он сказал Деверо, что, если тот позволит ему взять сундучок с сокровищами, одно из двух ружей, топорик, высокую шляпу мертвого человека, его пальто и металлический цветок с острием, он может поехать сам, вместо мистера Холлингхерста, и найдет дорогу до самого дома мертвого человека, если ему ее объяснят. Он возьмет все бумаги и передаст их девочке.

Деверо цокнул языком сквозь зубы.

Да, он чувствовал себя виноватым за то, что в свое время не отправил письма. Его мать назвала бы это грехом бездействия. И он хотел исправить свою оплошность. Тем не менее у него были коммерческие виды на пожитки, принесенные кривоногим индейцем. Он уже видел, как складывает в свои закрома темные блестящие шкурки, которые к концу недели выменяет на них.

– Нет, – сказал он.

И сообщил мальчику, что не нуждается в его услугах. Мистер Холлингхерст сам сделает все, что нужно.

– А теперь уходи. Кыш отсюда.

Но мальчик не пошевелился.

Он сказал, что согласен сделать дело за меньшую плату: за одно ружье, синие бусы, блузку, пальто и высокую черную шляпу.

Ох уж эти туземцы, подумал Деверо.

Есть ли на свете что-нибудь, чего бы они ни сделали за негодное ружье, какое-нибудь маскарадное платье и горстку блестящего мусора?

Он окинул взглядом покатые плечи мальчика, его темные глаза-зернышки, ленты, бусы, перепачканную сажей блузку, которую, по его словам, мертвый человек сам отдал ему за помощь во время путешествия. Мальчик стал еще тоньше, чем был, и невероятно грязен, в старой женской блузке он выглядел как-то невыразимо мишурно и был начисто лишен достоинства. На конце одного из его «конских хвостов» болтались маленький осколок зеркала и медный наперсток. Другой «хвост» был перехвачен до невозможности замызганным теперь носовым платком, который, как вспомнил Деверо, Беллман дал ему в самом начале.

Деверо колебался.

Черт возьми.

Возможно, в том, чтобы отправить с поручением мальчика, было некоторое преимущество. Он достаточно знал о нем, чтобы предположить, что тот сделает дело в Сент-Чарлзе лучше, чем Холлингхерст, который может неправильно указать адрес или отдаст письма не тому, кому следует, или вообще забудет о них, как это уже случилось один раз с самим Деверо, а он не хотел, чтобы это повторилось, искренне не хотел. Ему было стыдно за то, что он не отправил письма Беллмана весной, как обещал. Вероятно, мальчик будет более надежным курьером, чем Холлингхерст.

– Ладно, договорились.