Запад

Они набрели на очередную реку и в настоящее время двигались вдоль нее.

Насколько можно было понять, она вела их на запад, так что, даже если животные-гиганты сторонятся воды, не исключено, что река наилучшим образом выведет их к тем местам, которые те предпочитают.

Зима. Казалось, она еще очень далеко. Жара усугублялась, и москиты кусали нещадно. Беллман жалел, что они бросили пирогу, когда отклонились от Миссури. Чего бы он теперь только не отдал, чтобы втиснуться в узкую лодку позади мальчика, который, орудуя веслом, вез бы их по воде.

Они ели толченую рыбу и луковицы растений, которые Старуха ногами доставал со дна луж. Беллман, все еще боявшийся, что тот его бросит, подарил ему нитку синих бус, два колокольчика, медный наперсток Элси и вторую вязальную спицу.

Через несколько недель пути оба берега реки стали сужаться, пока не свелись к узким полоскам земли, обрамленным с обеих сторон высокими утесами. Теперь приходилось вести лошадей по воде. Но потом прибрежные утесы стали ниже, плоская часть берегов расширилась, и снова можно было ехать по суше. Когда Беллману становилось слишком больно сидеть в седле, он спешивался и ковылял на ослабевших ногах, обутых в стоптанные и прохудившиеся сапоги, по спекшейся твердой земле.

А потом он заболел.

От толченой рыбы его рвало, даже от ничтожного ее количества спазмы в животе заставляли сгибаться пополам. Стул у него был чудовищно белым, сухим и крошащимся. Он больше не мог охотиться. Все делал мальчик. Он по-прежнему пользовался луком, но теперь и двумя ружьями, нож он тоже забрал, и топорик, то и другое было заткнуто за пояс его «фартука». Он свежевал тушки, резал мясо, даже наострил спицы и выковыривал ими мозговую мякоть из костей.

Мышцы у Беллмана начали истаивать, и однажды утром он проснулся на острове посреди реки, где Старуха Издалека устроил им лагерь, и не смог встать. Ветер гнал с отмели мелкий песок такими плотными тучами, что Беллман почти ничего не видел. Он лежал, глядя опухшими воспаленными глазами на раскачивающиеся на фоне неба ивы.

Он слышал, как мальчик ходит по лагерю, ощущал его присутствие как движение неясной тени.

«Каково это быть таким, как ты?» – подумал он, продолжая следить за мальчиком, занимавшимся своими делами.

Беллман вспомнил, что уже хотел задать мальчику этот вопрос когда-то раньше, многие, многие месяцы назад, и вот теперь вопрос вернулся к нему из прошлого. А не спросил ли он его об этом тогда? Не произнес ли вопрос вслух? Может быть. Он не помнил.

А если спросил и мальчик понял его, то что он ему ответил?

Трудно сказать.

Мальчику, в конце концов, всего восемнадцать лет. В этом возрасте чувства сумбурны.

Можно сказать, что его раздражает то, что было в прошлом, но он лелеет честолюбивые мечты о будущем. Нельзя угадать, какое из этих побуждений окажется сильнее, а может, то и другое неразрывно связаны воедино и в этом суть его натуры?

Наверное, правильнее всего сказать: все, что он делает, он делает в надежде на будущее.

Они провели в лагере целую неделю, и на седьмой день мальчик принес белку. Он приготовил ее в чайнике Беллмана, пальцами разорвал мясо на мелкие кусочки и стал вкладывать их в почерневший рот Беллмана, но того душили рвотные спазмы.

Той ночью Сай Беллман, лежа без сна, думал о проделанном им долгом пути.

Из всех многочисленных и разнообразных встреч только одна постоянно возвращалась к нему в воспоминаниях: встреча на борту судна с голландским земельным агентом, который согласился отвезти в Сент-Луис несколько его писем. Беллман рассказал ему о своих поисках словами, вычитанными в газете: «Я ищу существо совершенно неведомое, – сказал он, – animal incognitum».

Эти слова он знал только потому, что они были в газете, и теперь подумал: не напыщенно ли они прозвучали, не произвели ли впечатление самодовольства? Очень может быть. Во всяком случае, голландец наверняка рассказал об их разговоре жене, потому что, когда пришло время Беллману сходить на берег с той большой плоскодонки и ехать дальше, она подошла к нему и сказала: она, мол, надеется, что он доберется до Cognitum’а засветло и не заблудится по дороге, а отъезжая, он услышал ее высокий, разливавшийся трелью смех.

Может, с самого начала ошибкой было то, что он приехал в Америку? Потащил Элси через полмира только для того, как выяснилось, чтобы она умерла в незнакомом месте. Не лучше ли было остаться в Англии, среди узких улочек и казавшихся теперь миниатюрными гор своей юности, в Англии, где все виделось маленьким, темным, скученным и вызывало в нем такое чувство, будто он взорвется, если не сбежит. Тогда он тоже ощущал это легкое покалывание и головокружение, стремление к чему-то, чего он никогда не видел и о чем ведать не ведает.

Теперь мальчик щеголял в блузке Элси, бóльшую часть безделушек, которые Беллман хранил в жестяном сундучке и двух сумках, он тоже отдал мальчику, потому что боялся, как бы тот его не бросил. Почти все, что было с собой у Беллмана, теперь принадлежало мальчику, включая оружие.