Запад

А сам Беллман продолжал слабеть и уже плохо понимал, бодрствует он или спит. Казалось, он даже забыл о цели своего путешествия. То, что мучило его в собственном маленьком доме, больше не терзало разум. Вероятность существования гигантских животных не тревожила ни днем, ни ночью. Единственное, о чем он теперь думал, – это дом, Бесс.

В разгар лихорадки он чувствовал, как горячие волны крови бьются обо что-то внутри него. Обо что? О его жизнь? О то, что в ней случилось? Обо все то, что он должен был сделать, но не сделал? Это ли ощущал он внутри?

Он вспомнил момент рождения своей дочери, пульсирующее тело Элси, жуткое заточение маленького тельца, когда казалось, что они никогда не смогут преодолеть этот последний этап – рождение Бесс, когда она застряла, наполовину выйдя в мир, наполовину оставаясь внутри тела Элси, балансируя между жизнью и смертью, а потом мощное извержение вод, толчок – и вот ребенок уже снаружи, орущий и живой.

Вспомнил он ее детские болезни – ее бледную кожу, усеянную затянутыми коркой пупырышками, ее отекшее горло, кашель, напоминавший звериный рык, клубничного цвета язык, покрытый волдыриками, ее сморщенную кожу, красную на складках рук и шеи. Ночи, когда они боялись, что она не доживет до утра. Что делала в таких случаях Элси? Какие-то манипуляции с холодной и горячей водой, но он не помнил, какие именно. В чем он был уверен, так это в том, что Элси не отходила от ее кровати, время от времени клала ладонь на лоб Бесс и долго не убирала ее, чтобы дочка ощущала ее успокаивающую тяжесть.

Он засыпáл, просыпался и засыпал снова, мурлыкал в бреду старые песенки, которыми убаюкивал Бесс, когда та была всего лишь мягким свертком, покоящимся у него на плече. Его видения были темными, перед глазами скользили тени и маленькие разноцветные облачка – должно быть, это солнечный свет, деревья и Старуха Издалека, думал он.

Возможно, Джули была права. Возможно, ему следовало более разумно распорядиться своим временем, и хотя в церковь он возвращаться не собирался, вероятно, можно было найти себе новую жену. Джули неоднократно упоминала Мэри Хигсон, вдову кузнеца. Быть может, по возвращении ему следует жениться на Мэри Хигсон, она станет матерью для Бесс, и они втроем заживут своей семьей; надо будет расширить хозяйство, заработать достаточно денег, чтобы нанять Элмера Джексона на полный день. Через несколько лет, возможно, переехать чуть дальше на запад, в какое-нибудь симпатичное место с плодородной землей – вроде тех, которые он проходил до того, как переплыл Миссисипи. Разводить еще больше мулов, начать выращивать зерновые.

Существует столько всевозможных способов прожить жизнь. Когда он думал о них, у него начинала кружиться голова. И сердце сжималось от боли при мысли, что он принял неверное решение.

Одна мысль казалась ему важной до тех пор, пока не возникала другая, еще более важная.

Глядя на себя в осколок зеркала из тех, что еще хранились у него в сундучке, он смеялся. Надо немного привести себя в порядок, сходить к парикмахеру, чтобы помыть и подстричь усы и бороду, которая стала грязной и отросла настолько, что в ней вполне спряталась бы маленькая птичка.

Теперь он мог лишь лежать на земле и время от времени открывать глаза. Перед ними проплывали картинки его далекого дома, высокой тощей сестры, стоящей неподвижно, покровительственно положив руку на плечо Бесс. Спорадически он разговаривал. Однажды, глядя на ремни от ружей, перепоясывавшие грудь мальчика, на его пекановый лук и стрелы с каменными наконечниками, которые он всегда носил в мешочке, висевшем на шее, Беллман, хоть и знал, что мальчик его не поймет, сказал: вот теперь он воин из воинов, – и посмеялся над собственной шуткой. Мысли, неясные, разрозненные, разбегались у него в голове. Как-то раз он сказал, что все вокруг должно укладываться в определенную структуру, но он не может ее узреть. После этого он больше не говорил, и Старуха Издалека не мог его разбудить. Когда он прикасался к Беллману, кожа белого человека была иногда горячей, иногда холодной, и мальчик подумал, что должен выкопать яму, чтобы человек, когда проснется, мог стать в нее и подышать дымом и теплом от костра, это его оживит. Он много раз за свою жизнь видел, как это работает, но в случае с Беллманом это помогло лишь немного, лишь настолько, что он смог сесть и обхватить правой рукой узкие покатые плечи мальчика, который почти перенес его к яме. Однако у Беллмана не было сил стоять самому, а поскольку мальчик знал, что очень важно, чтобы Беллман именно стоял, он прислонил к себе обмякшую и тощую, как у него самого, фигуру. Их ключицы стукнулись друг о друга, голова Беллмана упала и осталась лежать в выемке шеи мальчика. Рыжая борода касалась лица индейца, но на сей раз он ничего не имел против. Он больше не ассоциировал великого следопыта с тощим рыжим человеком из прошлого. В течение часа или около того дым от костра наполнял яму, и какое-то время казалось, что это поможет, но по истечении часа Старуха Издалека почувствовал, что жизнь ушла из Беллмана и он остался один.