Запад-36 (СИ)

Причалы были заняты дощаниками, перевозившими из Литвы вглубь смоленских земель всё новые и новые партии полоняников. Два покачивающихся на воде дощаника были под завязку набиты народом. Теснились в них в основном ремесленники и кузнецы, которых предстояло доставить к новым производственно — добывающим кластерам, формирующимся за Смоленском, в самых верховьях Днепра. Эти особо ценные полоняники находились на привилегированном положении, поэтому путешествовали не на своих двоих, а на кораблях, да вдобавок вместе с семьями. Из трюма доносилась тягучая заунывная песня, литовцы от тоски пели. По палубе расхаживали вооружённые стражники, набранные в данном случае из Смоленского и Дорогобужского отделений ГОПа. Отдельно от взрослых под рогожами разместились дети, несмотря на окрики ГОПников, вечно суетящихся и бегающих по палубе, заваленной всевозможными лохмотьями, овчинными тулупами, сарафанами и прочей одеждой, а также сундуками, бочками и горшками.

Из — за наличия у причалов дощаников, для всех гребной рати места не хватило, большинство галер были вынуждены швартоваться на необорудованном берегу.

В Минске я встретил первых русских переселенцев, направляющихся своим ходом, в быстро пустеющие литовские земли — так называемую «посошную рать», состоящую из отслуживших какое — то время, но впоследствии демобилизованных пехотинцев, а также членов их семей. С ними путь — дорогу держали и простые крестьяне — смерды, пребывающие под началом этих военнообязанных «посошников». Смоленские, полоцкие и витебские крестьянские общины снимались с отчих мест целыми весями и даже вервями, получая в пути продовольственное вспомощевание из армейских складов. Вооружены они были, главным образом всевозможной не кондицией нашего производства и конфискованным вооружением — копьями, топорами, булавами, шестопёрами, мечами, саблями и прочим. В выданных им телегах с запряжёнными в них лошадьми вместе с запасом провианта перевозился простеньких с/х инвентарь. Среди этих переселенцев встречались и ремесленники из числа закупов или вольного люда, прельстившегося обещанными налоговыми льготами во вновь присоединённых землях. Ведь русичам в Прибалтике предстояло обживать не только брошенные деревни с пахотами, но и обезлюдевшие города. Удалось выкроить время и пообщаться с руководством областного УВД, направляющего и организующего эти двунаправленные переселенческие потоки — с запада на восток и с востока на запад.

Надолго в городе не задержались. На восходе солнца галеры подняли якоря и отплыли. Минск стал быстро удаляться, таять в зелёных кронах лесов, только маковки церквей еще долго поблескивали на солнце.

Спустившись вниз по рекам Свислочи и Березине, мы попали в русло Днепра и по нему дошли до устья Припяти — по обоим берегам этой реки располагалось ныне раздробленное на уделы Турово — Пинское княжество. Очень скоро на водной глади Припяти, широко и привольно катящей свои воды, галеры повстречали медленно идущие против течения грузовые дощаники из Смоленска с трюмами полными продовольствия и военных припасов.

Вообще, речное путешествие проходило благополучно. На ночь гребной флот причаливал к берегу, на кострах и полевых кухнях готовилась пища, а затем все заваливались спать до утра. Здесь на нас, в отличие от литовских земель, никто и не думал нападать.

Если простым пехотинцам приходилось весь день грести вёслами, а высадившись на берег разбивать лагерь и заниматься самообслуживанием, то я катался по рекам как «сыр в масле». Ей Богу, в Смоленске мне так никогда не доводилось отдыхать! Постоянные дела, разъезды по производствам, тренировочным центрам, опостылевший политес с боярами, общение с простыми мизинными людьми и целый ворох других забот и хлопот — отнимало неимоверно много сил, как физических, так и моральных.

Когда мы останавливались вне пределов населённых пунктов, где — нибудь на обширных заливных лугах, то спрыгнув на берег, неспешно проходясь, я разминал затёкшие от долгого сидения мышцы. В это время мои телохранители разбивали шатёр, зажигали в нём свечи и накрывали стол. А я, размявшись, с другой частью телохранителей и кружащимися поблизости воеводами, иногда сам готовил шашлыки из маринованной баранины. Под начинающим багроветь небом мы все вместе собирались в шатре и весело поглощали дымящееся мясо, запивая его кто чем горазд. Спиртное я употреблял только после громких побед русского оружия, в остальные дни предпочитал квас. На вечерних посиделках говорили о делах минувших, строили планы на дни грядущие. Через час — полтора все расходились, а я, накинув на голову и плечи москитную сетку, улёгшись на пуховик, незаметно проваливался в сон.

Сон заснувшего лагеря, вместе с часовыми, охранял древний, заросший бурьяном лес. А высоченные сосны молчаливо, слегка раскачиваясь от ветра, словно на волнах мачты корабля, казалось, всматривались в ночную даль, там, где никогда не спят только далёкие звёзды.