Запад и Русь: истоки противостояния

Таким образом, устраняется последнее препятствие на пути отождествления армян и римлян — разница в языках. Надо полагать, ее авторы «переборщили» с отбрасыванием в прошлое индоевропейских (латинской и греческой) фаз империи. Мотивация, думаю, понятна: «уд-ревление» истории, «освобождение» от семитского прошлого, несовместимого с притязаниями на «арийскую» исключительность.

Очевидно, сыграло свою роль еще одно обстоятельство. В среде лингвистов преобладает мнение о решающей роли языка в деле идентификации этноса. Положения «один этнос — один язык» придерживался и Дьяконов, если судить по приведенному выше утверждению о невозможности арамейского быть привлеченным «к гипотетическому этногенезу армян» на том лишь основании, что они с армянским принадлежат к различным языковым семьям. Отстаивание этого положения зачастую и приводит к ситуациям, когда различные фазы или проявления одного этноса ошибочно принимаются за разные этносы, как это и произошло в случае с римлянами и армянами.

На самом деле язык, так же, как, впрочем, и название, может быть идентификатором этничности лишь в комплексе с другими параметрами — географией, антропологией, культурой, религией, родом занятий и т. д. Если этнос сменил язык при неизменных прочих условиях, то это не значит, что он перестал быть самим собой. (Хотя на практике такое случается редко. Обычно хотя бы незначительно меняются и условия. Потому-то и возникает путаница.)

9. А судьи кто?

Если армяне суть военное сословие Рима, «армейцы», то и вышедшие из них павликиане должны быть замешаны на том же тесте. Это мы и увидели на примере их взаимоотношений с Византией, отнюдь не безоблачных и характеризующихся не религиозной полемикой, а именно военным противостоянием.

Говорить о павликианах как о религиозной общности, даже секте, тоже можно, но только вкупе с указанием на их основные занятия, коими в рамках империи были, если судить по армянам, контролирование пограничных территорий, обеспечение их процветания и защиты. Подтверждение этого можно найти у того же Петра Хараниса: «В десятом столетии, во время правления Иоанна Цимис-хия, значительное число павликиан было удалено от восточных пограничных областей и переселено во Фракию, более точно в районе вокруг Филипполя. Эти павликиане в большей своей массе были армянами. Немного позже, возможно в 988 году, армяне были заселены также в Македонии. Они были переселены из восточных областей империи Василием II, чтобы служить защитой против болгар и также помочь увеличить процветание страны»[55]. (Здесь «также» призвано помочь уяснению того, что павликиане во Фракии делали с армянами одно общее дело — контролировали пограничные территории, способствуя, тем самым, процветанию Византии.)

Собственно, это и есть уже нечто очень близкое к искомому доказательству причастности павликиан к сбору налогов на контролируемых территориях. Трудно представить себе контролирующий орган, не обладающий такой функцией.

Впрочем, примеры созидательной деятельности павликиан, — если можно так назвать деятельность, включающую налогообложение, — не столь многочисленны в сравнении с образчиками их духовного противоборства с Римом, отчего и сложилось о них превратное представление.

Памятуя об «армейском» происхождении павликиан, не составит большого труда распознать в них всадников. Ведь всадничество по сути — это региональная римская аристократия, призванная быть опорой имперскому центру, но далеко не всегда испытывающая по отношению к этому центру верноподданнические чувства и тяготеющая к сепаратизму. Чем не павликиане?

В этих условиях искомое тождество павликиан и пуб-ликан становится практически очевидным. Ведь понятия «всадник» и «публикан» почти повсеместно употребляются в качестве синонимов. А как иначе, если деятельность всадников, принадлежащих к классу управленцев, невозможно представить без сбора налогов — специфической функции публикан?

Собственно, само римское обозначение всадника, обеспеченного государственным конем (equites romani equo publico), уже включает в себя указание на его принадлежность к публиканам. В роли такого указания выступает здесь слово publico. Кстати, по его наличию можно судить и о существовании всадников иного рода. В самом деле, если есть всадник, обеспеченный государственным конем, то должен же быть всадник и без такового? И действительно, некоторые всадники заступали на службу со своим собственным конем, т. е. служили частным образом.

Их называли просто equites romani или equites romani equo privato.[56]

То есть слово publico являлось опознавательным знаком именно всадников первой категории, или всадников, находящихся на госслужбе. Их-то и называли публика-нами, в отличие от всадников equo privato, которые были просто «всадниками». Отличие между этими двумя категориями примерно такое же, как и отличие наших реестровых казаков от охочекомонных.