Скорей всего плен этот не предшествовал началу Крестовых войн, как могло бы показаться из предыдущих рассуждений, а явился их продолжением и вторичным катализатором. Мысль о том, что своей метаморфозой папство было обязано разорению Константинополя и необходимости от греха подальше убраться из него в Авиньон, остается актуальной. Она же диктует и дату этой метаморфозы — 1204 год. То есть папство окончательно христианизировалось лишь спустя сто с небольшим лет после начала восточной кампании крестоносцев.
Впрочем, могло быть и иначе. Есть небольшая вероятность того, что Константинополь пал еще во время I Крестового похода и это его падение отразилось в традиционной истории как взятие Никеи или штурм Иерусалима. Тогда же в жизни пап мог случиться и Авиньон. Но по большому счету это непринципиально и в дальнейшем во избежание нестыковок я эту вероятность рассматривать не буду, придерживаясь версии о растянутом на сто с небольшим лет втягивании папства в орбиту влияния французских монархов. Она выглядит более правдоподобной.
Согласно этой версии папы доавиньонского периода, в том числе и тот из них, который благословил европейцев на I Крестовый поход, формально остаются еще провизантийскими, но уже попавшими вместе с некоторыми патриархами под влияние французов-христиан. Эта двойственность имперского духовенства не остается незамеченной сторонниками традиционных имперских ценностей — сельджуками, представляющими собой воинскую знать империи. Назревает конфликт, сопровождающийся усилением тюркского влияния в фемах. Призыв папы, — пусть даже еще не полноценного христианина, — к походу против «неверных» выглядит в этой ситуации вполне естественно.
Сомнения по поводу того, что именно так все и происходило на самом деле, можно развеять с помощью следующего нехитрого приема. Предлагаю «примерить» авиньонскую драму с действовавшими в ней персонажами к тому промежутку времени, которому она в свете вышесказанного соответствует, т. е. к периоду падения столицы Византии в 1204 году. Если она придется ему впору, это станет прекрасным подтверждением справедливости данной логики. Кроме того, наложение позволит существенно пополнить наши знания о предмете. Как мы увидим позже, каждый из этих эпизодов не был простым дубликатом другого, а дополнял его.
И вот что дает нам такая примерка.
Одним из инициаторов нападок на катар, по времени совпадающих с периодом существования Аатинской империи со столицей в захваченном Константинополе, был французский король. После всего сказанного уже не кажется удивительным, что его звали Филиппом, так же, как и Филиппа IV Красивого (1268–1314). Это, однако, далеко не все из того, что роднит Филиппа II Августа (1165–1223) со знаменитым усмирителем пап и гонителем тамплиеров.
Оба Филиппа не ладили с графами Фландрскими. Граф Фландрский был воспитателем молодого Филиппа Августа и поначалу имел на него большое влияние. Филипп по его настоянию даже женился вопреки воле матери на племяннице графа — Изабелле де Эно, получив в качестве приданого крупное графство Артуа. Однако брачный договор был составлен таким образом, что граф имел возможность пользоваться землями графства до самой своей смерти. Это заложило основу будущего конфликта между родственниками.
После смерти отца Филиппа, Аюдовика VII, конфликт стал разгораться. Дело усугублялось еще тем, что граф претендовал на роль гегемона в королевстве, с чем никак не мог смириться король, обладавший непомерными амбициями по части собирания земель. Дошло до того, что граф составил коалицию из противников короля, в которую кроме него самого вошли герцог Бургундский и графы Намюра, Геннегау, Блуа, Сансерра и Шампани. Филипп, однако, справился со строптивыми баронами. По договору с Фландрией (1186) к Франции отошли Амьен и часть графства Вермандуа.
На этом противостояние с графами Фландрскими не закончилось. В 1214 году произошла битва при Бувине, в которой король наголову разбил коалицию, составленную против него германским императором Оттоном IV и графами Фландрии и Булони.
С Англией у Филиппа II также не сложились отношения. Собственно, уже коалиция, разбитая им при Бувине, была составлена при самом деятельном участии английского короля — Иоанна (Джона) Безземельного (1167–1216). Последнего возмутило то, что Филипп, воспользовавшись казуистическим предлогом, приватизировал принадлежащие Англии Нормандию, Анжу, Мэн, Пуату и Турень. Предлогом, о котором идет речь, стала неявка в суд умершего накануне владельца указанных территорий — племянника английского короля. Филипп, зная о его смерти, специально вызвал его в суд, что и дало повод вследствие неявки обвинить мертвеца в нарушении вассальной присяги и лишить прав на собственность[73]
.Во многом аналогична изложенной история деяний Филиппа IV. В ней противостояние с английской короной также занимает не последнее место. Аналогичны даже используемые при этом методы.