Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Важно, что формирование основного прецедентного текста об «освобождении» братских народов носило двусторонний характер — в освоении его главных концептов участвовали не только советские идеологи, но и определенная часть украинской интеллигенции Галиции[442]. Насколько со стороны последней это было добровольным и искренним убеждением, сказать трудно, но риторика «освобождения» успешно усваивается и используется разными слоями львовской интеллигенции для общения с новой властью «на ее языке» уже в 1939 г. В частности, в письме к Н. С. Хрущеву от 13 октября 1939 г., подписанном группой ученых, художников, писателей, композиторов Львова, дается обещание «отдавать все свое знание и навыки освобожденному (курсив наш. — Е. Л.) народу, строительству новой советской жизни…»[443]. Концепт славянского единства также был вполне знаком галицкой элите, хотя, безусловно, подразумевал иные, не имперские смыслы, а воспринимался скорее в свете борьбы с общим, немецким врагом. В частности, командующий обороной Львова 1939 г. генерал Лянгнер на переговорах с советскими генералами об условиях сдачи Львова, указывая, что его войска одновременно ведут бои с немцами, обосновывал сдачу Львова Красной армии именно традициями славянского единства.

Присоединение западноукраинских территорий к Советскому Союзу помимо их экономической и общественной перестройки по советскому образцу влекло за собой и резкую перестройку всех культурных моделей от образовательной системы до внедрения новых, непривычных форм членения времени. Традиционная неделя заменялась существовавшей тогда в Советском Союзе шестидневкой, при которой пять дней были рабочими, а шестой выходным независимо от дня недели, на который он выпадал. Это не могло не провоцировать острые культурные конфликты (например, еврейское население Галиции не выходило на работу в субботу, если на нее выпадал рабочий день, а христианское саботировало работу в воскресные дни). Часть этих конфликтов была вызвана к жизни именно приходом советской власти на данные территории, но другие конфликты была сформированы задолго до 1939 г. и лишь обострились или трансформировались с установлением советской системы.

Какие же этно-социо-культурные группы участвовали в конфликте аксиологических систем в этот период в Галиции? Здесь существуют разные точки зрения. Например, Яцек Хробачиньский говорит о конфликте лишь двух культурных парадигм: «Голодной советской и в меру сытой польской». В действительности, сторон, участвовавших в конфликте, было гораздо больше. Во-первых, и здесь абсолютно прав Хробачиньский, конфликт касался смены основных политических и культурных игроков на галицийском пространстве — с польского на советский. Реально это выражалось, прежде всего, в смене атрибутов властвующих элит — католические кресты, польские гербы, портреты польских государственных деятелей сменялись соответствующей советской эмблематикой и портретами советских вождей. Одной из важнейших сфер, где смена прецедентных текстов носила наиболее явный характер, были театр, кино, средства массовой информации, а также среднее образование — оно переводилось на стандартную советскую образовательную систему, в которой религиозные дисциплины, латинский язык, предметы по польской истории и географии заменялись историей и географией СССР, изучением Конституции СССР и истории КПСС.

Но нужно помнить, что советский дискурс, хотела того или нет советская элита, невольно нес в себе еще и русский культурных компонент (русские прецедентные тексты, в частности несли в себе уроки русского языка и литературы, сразу же включенные в программу средней школы на территории Западной Украины и Белоруссии). Таким образом, второй, латентный конфликт, как в матрешку спрятанный в первый, можно назвать русско-польским. Идеологический тексты, порождаемые каждой из сторон по поводу злободневной политической ситуации 1939 г., во многом несли в себе отголоски старых русско-польских споров имперской эпохи. Проиллюстрируем это отдельными примерами.