То, что переговоры об объединении ни к чему не приведут, было ясно с самого начала, так как византийцы не были заинтересованы в их успехе. Оказавшись во власти антилатинской истерии и ведя дискуссии с Римом просто ради политического преимущества, они протягивали надежду на объединение церквей как верную приманку для папы римского. И все же византийцы не пошли дальше, так как знали о непреклонности Святого престола в отношении главенства папы. В своих глазах Римско-католическая церковь всегда была права, а византийцы – нет; папа писал, что Православная церковь должна вернуться в лоно римской церкви, как отбившаяся от стада овца к своему пастуху, а потерявшийся ребенок – к своей матери. Признать, что они ошибались и продолжают ошибаться уже более века, было немыслимо для ученых епископов и верных последователей Церкви Семи Соборов. Рим сам поставил преграду на пути воссоединения церквей, преодолеть которую могли заставить византийцев лишь политические соображения.
Глава 12
Провал внешней политики Византийской империи: Четвертый крестовый поход на Константинополь
После смерти Мануила Комнина дипломатическая ситуация была запутанной: бесчисленные послы и гонцы спешили на Запад и обратно. Напыщенные письма и смиренные мольбы отправлялись крупным и малым державам; составлялись, отвергались, исправлялись и принимались многочисленные и разнообразные договоры. На заднем плане маячила угроза насилия со стороны толп народа и войск. Есть ли здесь какая-то преемственность, какая-то политика?
В перспективе становятся очевидными две прямо противоположные политики – политика Мануила Комнина и политика Андроника. Так как после сражения при Мириокефалоне Византия больше не могла выстоять в одиночку, Мануил стремился создать сеть альянсов с множеством небольших государств; а Андроник, оказавшийся в ловушке обстоятельств, был вынужден полагаться на немногих могущественных друзей. Его преемники метались между этими двумя крайностями.
В это время у императоров не было досуга для неторопливых размышлений; политику нужно было разрабатывать во время нападений турок, венгров, валахо-болгар и с Запада. Недовольные аристократы иногда при поддержке задавленных проблемами крестьян поднимали восстания от имени таких претендентов на престол, как многочисленные лже-Алексеи; Феодор Манкафа, Лев Сгур и другие стремились создать отдельные государства в старых границах империи. Но восстание Петра, Асеня и других валахских предводителей стало самым тяжелым ударом; их непрекращавшиеся нападения ослабляли Ангелов, не давая возможности Византии сколько-нибудь массированно применять свои вооруженные силы за своими пределами. Целые армии и огромные богатства были поглощены в Балканских войнах, и были угнаны тысячи византийских пленников. Среди такой сумятицы императорам приходилось сдерживать растущую силу Запада; удивительно, что может быть обнаружена хоть какая-то последовательная политика.
Симпатия Мануила к западноевропейцам (за исключением венецианцев) не исчезла при власти регентов Марии-Зены и Алексея протосеваста. Если Антиохия и Монпелье разорвали свои связи с Византией, то Генуя, Пиза, Иерусалим и Ватикан их сохранили. Ни Германия, ни Сицилия не тревожили расслабленную дипломатическую атмосферу. Но Андроник взобрался на трон по лестнице из трупов западноевропейцев: за убитыми латинскими купцами вскоре последовали благородный Ренье Монферратский и Мария-Зена Антиохийская. Настроив таким образом против себя большинство западноевропейских государств, новый правитель оказался вынужденным вернуть венецианцев и обратиться к Саладину – большому авторитету среди мусульман, но его надежды рухнули, когда он не получил от них помощи для отражения внезапного нападения Вильгельма II. Из-за оцепенения и страха, вызванных падением Фессалоник, правление Андроника закончилось так же, как и началось, – кровью.
Отчасти из-за отсутствия лучшего плана Исаак Ангел продлил союз с Венецией и после захвата Иерусалима укрепил свою дружбу с Саладином. Ободренный чудесным свержением Андроника и победой над норманнами, он договорился с Саладином уничтожить германских крестоносцев, когда они будут проходить по территории его империи: по историческим причинам и суеверным соображениям он считал Барбароссу безжалостным врагом Византии. Но, столкнувшись с превосходящими силами противника, который наголову разбил его армии, разорил Фракию и создал угрозу Константинополю, Исаак был вынужден уступить эффективной и дисциплинированной военной силе Фридриха. Ни Венеция, ни Саладин не оказали ему достаточной помощи.
И все же Византийская империя достигла рубежа, на котором не могла существовать без союзников.