Позже, очевидно, в этот же день латинские военачальники сопроводили Алексея в его родной город, к огромной радости его отца. После объятий Исаак приказал своему сыну занять место рядом с ним на золотом стуле, почти таком же высоком, как и его трон: византийская знать и чиновники приветствовали молодого человека проскинезой (поклон до земли с последующим целованием ноги. –
В последующие месяцы отношения Исаака II и Алексея IV постепенно изменялись. Вначале Исаак был постоянно с ним начеку и даже был довольно хорошо информирован о положении империи, что явствует из его слов, обращенных к Виллардуэну. Его поддерживали придворная знать (или ее большинство) и государственные чиновники, тогда как за Алексеем IV стояли только латиняне. Записи Никиты Хониата, который в то время был, очевидно, великим логофетом восстановленного императора, отражают то презрение, с каким чиновники относились к молодому человеку и его «озападнившимся» манерам: они критиковали его пристрастия – например, продолжительные запои и легкомысленные развлечения в компании крестоносцев. Придворная фракция Исаака главенствовала первые несколько месяцев, пока отец и сын пребывали в относительном согласии. Как мы увидим, вскоре после коронации Алексей IV покинул столицу и возвратился не раньше ноября. Во время его отсутствия городом правили придворные. Летописец новгородский утверждает, что по возвращении Алексей сказал своему отцу: «Ты слепой; как ты можешь быть на троне? Я император». По словам Никиты Хониата, в это время Алексей IV примкнул к оставшимся придворным Алексея III, которые способствовали ослеплению его отца и все еще страшились его гнева. С их помощью Алексей занял главенствующее положение при дворе, так что, когда он и его отец входили в зал для аудиенций, приветственные возгласы сыну звучали громче, чем его отцу, а Исаак ничего не мог поделать, кроме как бормотать о беспечности своего сына и его пороках. В конечном счете он потерял рассудок от отчаяния и перестал участвовать в управлении государством, посвятив себя астрологии и предсказаниям. Он верил словам неких нечестивых длиннобородых монахов, которые уверяли его, что он «стряхнет с себя» подагру и слепоту, причинявшие ему страдания, и вновь займет свое положение, овеянное славой его былого царствования. И хотя Алексей VI одержал верх, следует отметить, что некоторые представители аристократии и бюрократии по-прежнему были против него и его политики.
Мало известно о внутреннем администрировании при Исааке и его сыне, кроме финансовых поборов. За пределами столицы их власть была ограничена. Известно только об одном деле, представленном на суд императора: монастырь Святого Павла на горе Латрос снова подал апелляцию против наследников Иоанна Карантена – местного землевладельца, который узурпировал часть монастырской собственности. Несмотря на предыдущие приказы императора, наследники не вернули поместье, о котором шла речь; Исаак Ангел еще раз приказал восстановить монахов в их правах.
Что касается церкви, то существовавший на тот момент патриарх сохранил за собой свое место. Алексей обещал привести Византию к повиновению папе римскому, поэтому он и патриарх выразили свое подчинение Иннокентию III, хотя ничто не говорит о том, что они пытались перетянуть на свою сторону иерархию или население: при столь шатком режиме, каким он был тогда, такие действия были бы авантюрой. Поверив, что главенство папской власти принято византийцами, крестоносцы обрадовались этой религиозной победе как компенсации за свой грех – нападение на христианский город. Папа римский в своем ответе Алексею IV отпустил ему все его прошлые грехи, порадовался тому, что тот принял власть Ватикана, и стал увещевать его выполнить свое обещание преобразовать церковь. В письме светским и церковным лидерам крестового похода папа побуждал их добиваться подлинного воссоединения церквей, требовать от патриарха публично признать свою общность с Римом и настаивать на том, чтобы тот поехал в Рим за паллием (паллий – белая наплечная накидка – часть облачения папы римского и архиепископов. –