С добром, награбленным в храмах, несмотря на то что это были освященные предметы, крестоносцы обращались как с любыми другими вещами. После надавних ужасов мародерства некоторые представители среднего и низшего классов Византии, которые хранили или приобрели богатство в страшные апрельские дни, помогали латинянам в этом осквернении святилищ. Никита Хониат с горечью пишет, что они покупали любую награбленную вещь, принесенную латинянином, даже если знали, что она взята из святого места. Византийские дельцы, вероятно, полагали, что они используют в своих интересах чьи-то грехи, но не грешат сами.
Светские трофеи были вывезены главным образом из дворцов и были не менее богатыми, чем в церквях. Большой дворец, представлявший собой огромное скопление коридоров, аркад, залов для аудиенций, жилых помещений, государственных офисов и храмов, вмещал в себя пятьсот комнат, украшенных золотой мозаикой; на его территории находились в общей сложности тридцать церквей и часовен, как пишет Робер де Клари. Во Влахернах дворец был поменьше (всего двести помещений и около двадцати часовен); но, хотя в Большом дворце было найдено много трофеев, именно во Влахернском дворце добыча была самая лучшая: золотые короны прежних императоров, их золотые аксессуары и одежды с богатой вышивкой, ювелирные украшения. Коллекция посуды и домашней утвари из драгоценных металлов тоже была очень большой. В других местах в городе – частных дворцах знати и даже в домах простых горожан – крестоносцы нашли для себя богатую добычу.
Огромное, просто невероятное количество награбленного добра оглушило крестоносцев. В то время как их историки в основном обходят молчанием их возмутительные поступки, они приходят в лирическое настроение, когда речь заходит об их выигрыше. Балдуин I в своем письме на Запад заявил, что латинский мир никогда не имел равное количество лошадей, золота, серебра, шелка, драгоценных одежд, ювелирных украшений и других ценностей. Жоффруа де Виллардуэн написал, что с сотворения мира такое количество трофеев еще ни разу не было взято ни в одном городе. Робер де Клари радовался еще больше, написав, что ни Александру Македонскому, ни Карлу Великому не удавалось добыть такие трофеи: так много золотых и серебряных сосудов, прекрасных драгоценностей и золотых тканей; сорок богатейших городов мира не могли сравняться с Константинополем в богатстве. (Византийцы сказали ему, что две трети мировых богатств были сосредоточены в их столице.) Гюнтер из Паириса сообщает, что все, кто прибыл сюда бедным, стали богатыми.
С этим последним утверждением Робер де Клари не согласился. Перед нападением на город было решено, что каждый не будет грабить для себя, а все трофеи будут собраны в одном месте для справедливого дележа. Три церкви, предназначенные для хранения сокровищ, должны были охранять десять французских рыцарей-военачальников и десять венецианцев – все уважаемые люди, известные своей честностью. Много добра и в самом деле было вложено в общую кучу; но по всем свидетельствам, многое осталось утаенным: золото, драгоценные камни и изящные вещицы не попали в этот «общак». Менее состоятельные рыцари, представленные опять Робером де Клари, заявили, что крупные бароны присвоили себе все, кроме простого серебра – обычных серебряных кувшинов для воды. Бароны же, в свою очередь, сказали, что бедные рыцари и сержанты унесли большую часть награбленного; граф де Сент-Поль повесил одного из своих людей за то, что тот кое-что утаил. Даже охрана крала из сокровищницы, и сообщалось, что венецианцы под покровом темноты тащили немалое количество добра на свои корабли. Но и то, что осталось для дележа, все равно было огромным и, по оценке Виллардуэна, составляло 400 тысяч марок плюс 50 тысяч марок, уплаченных венецианцам в качестве их доли. Из оставшегося 100 тысяч марок были поделены между солдатами: каждому рыцарю – 20 марок, каждому священнослужителю и оруженосцу – по 10, каждому пехотинцу – 5 марок – крошечная награда за огромные потраченные усилия.