Западная философия от истоков до наших дней. Т. 1–2. Античность и Средневековье

Метафизика как самая возвышенная теоретическая наука

Все люди от природы стремятся к знанию. Это доказывает влечение к чувственным восприятиям: независимо от того, есть ли в них польза, их ценят ради них самих, особенно зрительные восприятия, ведь зрительные ощущения мы предпочитаем всем остальным восприятиям. Не только тогда, когда необходимо действовать, но и тогда, когда нет намерения что-то делать. Причина этого в том, что зрение более других чувств содействует нам в познании и помогает обнаружить много разных отличий в вещах.

Способностью к чувственным восприятиям животные наделены от природы, при этом у одних из чувственного возникает память, а у других — нет. Поэтому животные, обладающие памятью, более сообразительны и понятливы чем те, которые запоминать не умеют. Животные, не воспринимающие звуков, весьма сообразительны, но не умеют обучаться, например пчелы и другие, им подобные; научаются же те, кто помимо памяти обладает еще и слухом.

Другие животные используют чувственные ощущения и воспоминания, но мало участвуют в опыте. Человеческий род пользуется сверх того искусством и рассуждениями. Опыт у людей появляется благодаря памяти: многие напоминания об одном и том же приобретают значение одного опыта. Опыт же производит искусство, а неопытность делает все случайным. Искусство появляется тогда, когда на основе множества опытных наблюдений образуется общее суждение, единое для всех сходных случаев. Например, мнение, что Каллию, страдавшему какой-то болезнью, помогло лекарство, как оно помогло Сократу и другим, должно вытекать из опыта. Однако суждение, что данное лекарство при определенной болезни помогает всем, например вялым или желчным, находящимся в лихорадке, — это уже искусство.

Что касается практической деятельности, то и здесь опыт мало отличается от искусства. Мы видим, что искушенные опытом преуспевают больше тех, кто обладает отвлеченным знанием, а практики не имеет. Причина этого в том, что опыт дает знание особенностей, а искусство — понимание общего, всякое же действие и изготовление относится к единичному. Ведь врач лечит не человека вообще, а Каллия, Сократа или кого другого с иным именем, кому случилось быть человеком. Поэтому, если у кого-т.е. отвлеченное знание без опыта, тот знает общее, но не знает имеющегося в наличии особенного, потому часто ошибается, ибо лечить-то нужно индивида. Все же мы полагаем, что знание и понимание относятся больше к искусству, чем к опыту, считаем более мудрыми искушенных в искусстве, чем имеющих опыт. Ведь мудрость зависит от знания, и это потому, что первые знают причину, а вторые — нет. В самом деле, имеющие опыт знают что, но не знают почему. Владеющие же искусством знают почему, т. е. знают первопричину.

Поэтому наставников в каждом деле мы ценим больше, считаем, что они знают больше, чем ремесленники, что они мудрее их, ибо знают причины того, что создается. А ремесленники подобны неодушевленным предметам: делая то и другое, они сами не знают, почему именно. Неодушевленные предметы перемещаются под действием причины, а ремесленники действуют просто по привычке. Таким образом, наставники мудрее не благодаря умению действовать, а в силу того, что они вооружены концептуальным знанием причин.

Метафизика 227