Западная война

Уход в монастырь (то есть по сути бегство) Клеопатры выбивал почву из-под ног России в Панаме. Да и её отречение сильно било по престижу Августейшей фамилии, и без того расшатанному последними событиями. Тем более что кое-кто из её членов также посчитал разумным покинуть пределы Империи… вместе с Клеопатрой. Что только подливало масла в огонь будущего грандиозного кризиса власти, способного дойти вплоть до Гражданской войны. Ведь в новой России хватало внутренних конфликтов и противоречий. И религиозных, и политических, и национальных. Местные, территориальные элитки недовольны излишней централизацией. Национальный вопрос, несмотря на все усилия, всё ещё актуален. Особенно сейчас, после включения в состав Империи практически всех польских земель[121] и приличной части германских. Проблем межнациональных будет вагон и маленькая тележка. Как и религиозных. Особенно религиозных, потому что, кроме православия и католичества, существовала целая прорва других религий с куда меньшей степенью консолидации и централизации. А значит, даже оформленный центр их, по сути, не контролировал, и на местах могло твориться одна Кхалиси знает что.

Да, все эти проблемы можно было бы преодолеть, будь августейшая фамилия монолитом, выступающим единым фронтом. И достаточно легко преодолеть. Однако… что-то пошло не так. Николай Александрович не был гением. Он не мог одновременно заниматься всем и сразу. Просто не мог. Особенно при таком масштабе работ. И тут либо бегать – курировать экономику с передовыми разработками, либо сидеть наседкой с детьми. Да, он уделял достаточно много времени детям, сосредоточившись на самом слабом их аспекте – интеллектуальном развитии. Однако постоянно он с ними находиться не мог, так как Империя не могла подождать, пока он там наиграется в папашу. Слишком много было неотложных дел, требующих его личного влияния в качестве локомотива, перемалывающего противоречия. Из-за чего вся тяжесть их воспитания всё равно оставалась на матери. Она, очевидно, не справилась. Так-то да, не справился он – как руководитель. Недоглядел, недосмотрел, не сумел предупредить кризис. Но что это меняло?

Николай Александрович обессиленно рухнул на скамейку и пустым взглядом уставился на брусчатку перед собой. Ему было тошно. Ему было больно. Ему было обидно. Казалось, будто бы он преодолевает сопротивление всех людей вокруг. Будто бы только ему одному надо объединить всё евразийское пространство, прекратив там бесконечные мелкие войны и обеспечив условия для бурного и продуктивного экономического роста. И ладно бы какие-то элиты на местах могли иметь психологию мелких лавочников и мыслить категориями своей деревни. Но ведь на самом верху всё было то же самое.

Хуже того, оказалось, что прогнила за эту четверть века не только его фамилия, уже один раз почищенная им в 1889 году. Оказалось, что заплыли жиром и потеряли бдительность многие структуры. В том числе и связанные с безопасностью. И если по тем направлениям, которых касалось пристальное внимание Императора, они работали ещё неплохо – то в остальных аспектах совершенно потеряли бдительность и адекватность.

Ну разгонит он их. Накрутит хвосты. И что дальше? Снова лет на сколько-то? И не факт, что надолго. Так как в этот раз люди начнут лениться умнее. Сразу и не заметишь. Да и «читальные избы» в сложившейся ситуации начинали у него вызывать подозрения. Они пока собирали информацию и агрегировали её, выдавая массу полезных сведений. Но точных ли? Не врут ли? Не ленятся ли? И не только они. Волны подозрения и недоверия накрыли Императора с головой. Не ко всем на свете. Нет. К своим. К тем, кто окружал его. Пожалуй, он только матери доверял, Марии Фёдоровне, да и то только потому, что в её интересах было играть за него, а не против. Или нет? Слишком уж сильно её поведение вызывало вопросы. Да и предавала она его уже один раз, тогда, на заре его правления, когда против Императора выступила Великокняжеская фронда.

Николай Александрович потёр виски.

Взлёт Империи умудрился плавно перетечь в её кризис. Да, пока его ещё никто не наблюдал, кроме него самого. Но он уже был. И связан прежде всего с тем, что в своё время он опирался на так называемые «ленивые решения», что испокон веков терзали Россию. Например, «не трогай то, что работает». Звучит красиво. Но беда в том, что, когда это перестало работать, трогать уже поздно. Оно ведь сломалось. Оно обвалилось. И нужно в аварийном, авральном режиме, надрывая задницу, устранять беду. Глупая стратегия чуть более чем полностью, но очень популярная. Более того, ею многие гордятся и ставят в пример как образец прагматизма и здравого смысла. Или вот, к примеру, извечное стремление к «секвестрированию» расходов там, где нельзя пустить пыль в глаза начальству. В результате чего «макияж» в делах выходит толковым, и кажется, что всё по уму. А как заглянешь «под капот», так сердце щемит… Но ведь туда обычно никто и не заглядывает, ведь «не трогай то, что работает…»

И тут от размышлений Императора отвлёк некий шум. Он словно очнулся из забытья.