Западня

Видимо, сокамерники успели его просветить насчет юридических формальностей, потому что он горячо заговорил, едва переступив порог:

— Или предъявите обвинение, или отпустите! Не имеете права меня тут держать!

— Нет, серьезно? — деланно удивился Балакирев.

Юрий, который тоже присутствовал при допросе, только хмыкнул. Ватутин распалился еще больше:

— Уже четвертые сутки сижу, это незаконно! Я начальству вашему напишу, если не отпустите!

— Ну, напишите, — согласился следователь. — Я вам даже ручку дам и листочек.

— Значит, не отпустите? — . — вызывающе спросил Ватутин. — Хорошо… Уж я теперь знаю, что мне делать!

— Я тоже! — оборвал его Балакирев и указал на стул.

— Да вы садитесь, — добавил Юрий, видя, что Ватутин по-прежнему мнется у двери. Отваги как не бывало — он выглядел окончательно сбитым с толку. Наконец подошел к столу и присел.

За эти дни Ватутин стал выглядеть заправским заключенным — он уже на свободе порядком продвинулся по этому пути. Лицо заметно осунулось, он еще больше похудел. Вынужденное воздержание от алкоголя его не красило — он стал дерганым, постоянно тер и сжимал свои грубые темные ладони, как будто здоровался сам с собой.

— Слушайте, Ватутин, у нас с вами будет серьезный разговор. От того, как мы поговорим, будет зависеть, что именно я напишу прокурору. Вы мне ничего нового сообщить не желаете?

— Отпустите меня, — забубнил Ватутин. — Что за безобразие? Дочь убили, теперь меня засадили". Что я сделал-то? Вы бы хоть сказали!

Он жадно смотрел на сигареты, которые заметил на столе Балакирева. Тот достал из пачки одну и вручил Ватутину:

— На здоровье. — И, глядя, как тот суетливо закуривает, спросил:

— Ну, так что — не припомнили, откуда у вас плейер?

Тот вскинул голову и уже привычно заканючил:

— Говорю же — дочка забыла. Пятого мая пришла и забыла. Что это — преступление, что ли? Тем более я сам его отдал Алке! Если бы я его продал — тогда другое дело.

А тут непонятно, за что посадили!

— Ватутин, я вам раз десять уже объяснял — не могла она его забыть пятого мая. Пятого мая он еще лежал в магазине! Его купили только тринадцатого!

Балакирев знал, о чем говорит. В пятницу он взял разрешение для повторного осмотра квартиры Мулевина Он искал товарный чек на плейер и в конце концов нашел его, причем на видном месте — на тумбе под телевизором, перед рядом видеокассет. Видимо, Мулевин положил его туда, придя из магазина, а потом забыл выбросить. Или же намеревался вручить его Ольге в качестве гарантийного талона — теперь уже неизвестно. Во всяком случае, расстались они так стремительно, что вряд ли девушка вспомнила о гарантийном талоне. Балакирев забрал чек, попутно выяснил, что Синатра так и не вернулся. Где сейчас блуждала эта насмерть перепуганная собака, которая, скорее всего, видела сцену убийства?

Наверное, подалась в ближайшие дворы. Переживет на воле стресс и потом сама вернется. Такие случаи ему уже попадались — даже самые верные животные не в силах были находиться в одном помещении с трупами хозяев и, если могли — сбегали.

Для пущей убедительности он показал чек Ватутину.

Тот добросовестно рассмотрел его, но ничего, как видно, не понял, потому что снова заканючил:

— Ольга забыла, а мне отвечать Она его что — украла? Так и спрашивали бы с ее мамочки! Совсем распустила дочь, сука такая! — И он неожиданно отвесил длинное кудрявое ругательство.

Балакирев спрятал чек в папку, почти не прислушиваясь к бормотанию задержанного. Тот твердил как заведенный: «Пятого мая была и забыла. Я виноват, что ли? Говорю же — пятого мая забыла».

— Ну хватит, — оборвал его Балакирев. — Себе же хуже делаете, глупости говорите. Лучше бы сказали — виделись с дочерью после тринадцатого мая? Может, заходила?

— Да не видел я ее потом!

— Ватутин, послушайте, что получается, — терпеливо втолковывал ему следователь. — Вот я вам по календарю покажу. Четырнадцатого ваша дочка получила в подарок этот плейер с диском. Четырнадцатого — запомните хорошенько, и чтобы я больше про пятое не слышал!

Ватутин что-то рыкнул, но возражать не стал. Он затравленно следил, как Балакирев тыкает карандашом в большой настенный календарь:

— Шесть дней, до двадцатого, ваша дочь провела в квартире у приятеля, который ей подарил этот плейер. С его слов — никуда не выходила. А двадцатого вечером явилась домой. Потом два дня опять никуда не выходила — это утверждают ее мать и отчим. Ночью сбежала. Утром в воскресенье уже была мертва Вы ее могли встретить двадцатого днем или ночью двадцать третьего. Я хочу, чтобы вы вспомнили. Допускаю, что забыли. Я пока с вами нормально говорю, хочу помочь. Вы это понимаете или нет?

Ватутин поморщился:

— Врут они все.

— Кто?! — опешил Балакирев.

— Все! И мамаша ее, и этот чухонец. И что вы мне толкуете про Ольгиного приятеля? Я ничего не знаю.

Балакирев не выдержал и швырнул карандаш об стол так, что отломался грифель. Ватутин испуганно вытянулся на стуле и тут же осел, ссутулился, будто стараясь стать меньше.

— Русским языком вам говорю — вы ее должны были видеть! Или вам кто-то передал плейер?