Бергалами (от немецкого «бергауер» – горный рабочий) в старину называли горнорабочих, как правило потомственных, передававших свое ремесло от отца к сыну. Расцвет горного дела на Алтае приходится на начало – середину восемнадцатого века, когда стараниями русских государственных деятелей Акинфия Демидова и Василия Татищева Алтай постепенно превратился в главного поставщика руды и драгоценных металлов «Кабинета Ее императорского Величества».
В молодости Меженков несколько лет провел в геологоразведочных экспедициях в предгорьях Алтая – и Троеглазов начал методично «вычислять», где, в каком году работала та или иная экспедиция, в составе которой числился Меженков. Выяснилось, что было три экспедиции, где он в общей сложности проработал девять лет. От первых двух уже не сохранилось никакой документации. А вот с третьей Троеглазову повезло.
В 1968 году во всех центральных газетах было опубликовано сообщение о том, как первый человек СССР – Великий и Бровастый – совершил ряд рабочих поездок по Казахстану – второй по размерам и численности республике «единого и нерушимого» СССР. В середине 1950-х он трудился здесь секретарем местного ЦК, отвечая за освоение целинных земель. Во время нынешней ностальгической поездки кто-то из окружения Лидера сумел-таки убедить его побывать и на нескольких рудниках, а также посетить крупнейшие геологические и геодезические управления. За что тому безвестному советнику большое троеглазовское спасибо.
Побывал генсек и на месте «дислокации» Бухтарминской геолого-разведочной экспедиции. Троеглазов просмотрел почти все газетные сообщения об этом визите, которые только смог найти в архивах крупнейших изданий того времени – газет «Правда», «Известия», «Труд».
На его счастье, некий Дмитрий Туженцов написал об этом визите очерк, где процитировал геолога Николая Михеевича Замаева, который очень забавно рассказывал генсеку об истории Бухтарминского края. Журналист особо отметил, что сам Замаев из семьи потомственных горнорабочих, живущих в этих краях с незапамятных времен.
Как только Троеглазов увидел отчество – Михеевич, – его как током стукнуло. «А что, все возможно, – прикидывал он, просматривая ксерокопии старых газет, – вдруг это тот самый Михеич, о котором говорил Меженков?»
Долго раздумывать Троеглазов не стал – собрал походную сумку и помчался в аэропорт. Но оказалось, что улететь так просто в этакую глушь не получится. Сначала пришлось лететь самолетом до Барнаула, затем нанимать водителя, который согласился 600 км везти его до областного центра – города Усть-Каменогорска, который к тому же теперь находился в другом государстве, в Казахстане. Правда, для перемещения по этой республике визы, к счастью, не требовалось, но на таможне пришлось постоять. А так хотелось поскорее добраться до этого (или не этого?) Михеича.
Однако разыскать Замаева оказалось куда сложнее, чем добраться до конторы некогда существовавшей Бухтарминской ГРЭ. Теперь в этом здании расположился торговый центр и распивочная «Шайхана», что в переводе означало «чайный дом». Словоохотливая хозяйка с потрясающим именем Карлыгаш подсказала, что информацию о деятельности геологоразведочной экспедиции можно получить официальным путем через городской акимат, а можно поспрашивать в городском краеведческом музее. Второй вариант Троеглазову показался более подходящим.
Действительно, директор музея Татьяна Владимировна рассказала ему много интересного. Более того, сообщила, что известный в свое время геолог Замаев – носитель громкой, если не сказать знаменитой фамилии, давно уже стал местной знаменитостью совсем другого рода – этакий городской юродивый, окончательно спившийся и опустившийся. Живет где-то за городом, в маленьком домике-лачуге, поскольку свою квартиру давно продал и пропил. Вот такая печальная история…
Татьяна Владимировна посоветовала Троеглазову побродить по окрестным пивнушкам и поспрашивать у местных алкашей, как можно найти «старого бергала». По фамилии его уже не все помнят, а по прозвищу поймут, о ком идет речь.
…Когда он подошел к покосившейся калитке, с большим трудом удерживающейся на одной петле, и увидел домишко, скорее напоминающий собачью конуру, чем жилище человека, сердце его сжалось. Это до какого же состояния нужно дойти человеку, чтобы в старости жить в такой развалюхе? Домишко врос в землю почти по самые окна, ставни и двери были наполовину сгнившими и проедены не то короедами, не то временем почти до дыр. Сколько же лет было этому дому, если он смог дожить до такой глубокой старости и не развалиться? Лет сто, наверное.
Троеглазов с трудом открыл насквозь проржавевшую калитку. На скрип из окошка, в котором вместо стекол были вставлены картонки, выглянул седой косматый человек с такой же седой и всклокоченной бородой. Через минуту он уже стоял у двери в свое жилище. Молча махнул рукой, приглашая войти.