В июле 1933 нарком здравоохранения РСФСР Владимирский обратился в НКИД с запросом относительно политической целесообразности принять приглашение Обществу врачей СССР относительно участия в созываемом в Познани IV съезде славянских врачей, а также съезде польских врачей. В начале августа Коллегия НКИД, «в соответствии с нашей общей отрицательной установкой в отношении всякого рода начинаний, проводимых под флагом “славянства”», сочла необходимым отклонить первое из этих приглашений. Одновременно Наркоминдел заявил об отсутствии у него возражений по поводу участия советских медиков в форуме польских коллег[1667]
. Поэтому Наркомат здравоохранения РСФСР ограничил свое обращение в ЦК ВКП(б) вопросом о советском участии в съезде польских врачей.Раздел 3
Решения Политбюро о западном пограничье и национальных меньшинствах
Одним из постоянных факторов внешней политики России на протяжении столетий являлась неустойчивость и взаимопроницаемость ее границ. Со времени первых царей аморфность западных рубежей представляла серьезный вызов внутренней стабильности и внешней безопасности[1668]
. Обусловливающие эти свойства низкая плотность населения, отсутствие четкого разграничения этнических и конфессиональных групп (и замедленное формирование наций) были частью унаследованы советским режимом от своих предшественников, частью усилены территориально-государственным переустройством в Восточной Европе 1918–1921 гг.Граница СССР с независимой Финляндией фактически повторяла южные и восточные очертания Великого княжества Финляндского[1669]
. Система озер Карельского перешейка образовывала подобие естественного рубежа на южном отрезке советско-финской границы, ее восточная часть проходила по сопкам Мурманской области и лесам и болотам почти безлюдной Восточной Карелии (из-за полного отсутствия дорог подвоз хлеба в эти районы в 20-е гг. осуществлялся преимущественно через территорию Финляндии). Нерусское население на советской стороне границы составляли в основном сохранившие свою самобытность карелы (в Финляндии они были в значительной мере ассимилированы) и ингерманландцы. Дополнительный протокол к мирному договору 1920 г. предусматривал предоставление им прав национально-культурной автономии. Несмотря на политическую эмиграцию, произошедшую после поражения «красных» в гражданской войне, собственно финское население в приграничье было невелико и локализовано[1670]. Согласно аналитическим материалам ОГПУ 1927 г., «основная часть финской бедноты и середнячества к Советской власти относится вполне лояльно и в случае войны будет соблюдать по меньшей мере благожелательный нейтралитет к Советам», а «настроение крестьянства Карелии… в общем ничем не отличалось от настроения крестьян смежных русских губерний»[1671]. Столь же относительно «благополучна» была советская граница с Эстонией, в основном проходившая по водному рубежу Нарва – Чудское озеро – Псковское озеро и повторявшая прежнюю административную границу между Эстляндской и Санкт-Петербургской губерниями, за исключением присоединенных к Эстонии Ямбургского уезда на восточном берегу Нарвы и части Печорского уезда на юго-западном участке границы двух стран. Две трети эстонской части Печорского уезда составляли русские и сеты (этническая группа, близкая эстонцам по языку и культуре, исповедовавшая православие). Большинство русского населения, составлявшего в межвоенный период около 8 % населения Эстонии, было сосредоточено не в приграничной полосе, а в городах[1672]. Жившие в Ленинградской губернии (преимущественно Кингисеппского и Гдовского уездов) эстонцы были немногочисленны и «вполне советизировались»[1673].