Лик судьбы, склоненный над колыбелью ребенка,ветер, и звезд круги, и февральская темная ночь,мудрые старицы-повитухи, ступеньки скрипучие,и сухие, голые плети виноградной лозы во дворе.Над колыбелью ребенка — лик судьбыв черном, повязанном низко платке.Улыбка неизъяснимая, опущенные ресницы, грудь, белая, как молоко.Открывается дверь, и исхлестанный морем рыбак,войдя, утомленно бросаетна сундук вымокшую фуражку.Эти лица и эти картины были с тобой,когда свою сеть ты плел на морском берегуили когда уходил от встречного ветра,глядя в провалы черные волн;на всех морях, всех заливах были они с тобой —тяготы жизни твоей и счастье твое.А дальше я не могу читать —тебя связали цепями,подгоняют штыком,в лесу, среди ночи оторвали от женщины,корда она, счастливая, смотрела тебе в глаза,не в силах вымолвить слова,лишили тебясвета, и моря, и хлеба.Как могли мы упасть, товарищ, в эту смрадную яму страха?Разве такая судьба у тебя,и мне разве это писано на роду?Кто это смеет командовать и убивать за нашей спиной?Не спрашивай. На токукружатся, кружатся три красные лошади с завязанными глазами,топчут и топчут они человечьи кости.Не спрашивай. Время придет —эта кровь, эта кровьподнимется, как Георгий, всадник святой,и копьем пригвоздит к земле кровавого змея.Октябрь 1941 г.