Западный Берлин и советская дипломатия (1963–1969 гг.)

Таким образом, четыре державы достигли договоренности относительно срока и места совместных бесед об улучшении положения в районе бывшей германской столицы, устранении трений в этом районе, содействии нормализации обстановки и обеспечении безопасности в центре Европы. Конкретные пункты повестки дня стороны не уточняли. Достижение договоренности о четырехсторонних переговорах способствовало оздоровлению политического климата в Европе.

Заключение

С выступлением Н. С. Хрущева на VI съезде СЕПГ в январе 1963 г. начался постепенный отход советской дипломатии от проекта «вольного города» и ее переход к новой концепции в отношении Западного Берлина, основное содержание и формы которой еще только предстояло определить. Хотя в Москве время от времени всё ещё говорили о необходимости заключения германского мирного договора и «нормализации на его основе положения в Западном Берлине», с каждым днём становилось всё более ясно, что реальных шагов в этом направлении с советской стороны не последует. Восточногерманское руководство было недовольно таким поворотом в политике СССР, но помешать ему оно не могло — это было сверх его сил и возможностей. Ульбрихт оказался не в состоянии убедить Хрущева в целесообразности повторения требований о «вольном городе», сформулированных ещё в ноябрьском ультиматуме 1958 г.

Впрочем, отсутствие у Хрущёва намерений заключить германский мирный договор и таким путём «нормализовать положение в Западном Берлине» проявилось значительно раньше — уже через 5 месяцев после возведения Берлинской стены. На заседании Президиума ЦК КПСС 8 января 1962 г. он заявил, что не видит особых выгод, которые принесло бы Советскому Союзу подписание германского мирного договора. Перейдя к образным выражениям, Хрущёв сказал, что в условиях открытых границ с ГДР Западный Берлин представлял собой кость, которая «давала довольно воспалительный процесс в нашем горле. Когда стену закрыли, мы эту кость вынули и всадили своему врагу, и теперь эта кость работает не против нас, а за нас»[759].

По мнению А. М. Филитова, Ульбрихт «рассматривал закрытие границ в Берлине как первый шаг к заключению мирного договора с ГДР и к „неограниченному суверенитету“…, тогда как для советского руководства эта акция означала финал, завершение „повестки дня“, заданной инициативами 1958 — начала 1959 гг»[760].

Вместе с тем А. М. Филитов выдвинул гипотезу о том, что Хрущёв с самого начала кризиса планировал именно закрытие границы в Берлине, и ничего более, что и сам кризис был им развязан именно с этой целью. Согласно этой гипотезе, ни проект «вольного города Западный Берлин», ни проект мирного договора не имели оперативного характера и не мыслились как серьёзная основа для переговоров, тем более — для достижения соглашения. И то, и другое должно было служить своего рода «дымовой завесой», предназначенной для того, чтобы скрыть главную цель — закрытие границы в Берлине[761].

Реализация этого проекта, продолжает автор, требовала сохранения его в глубокой тайне; не только внешний мир, но и собственный внешнеполитический аппарат пребывали в полной уверенности, что проекты «вольного города» и мирного договора носят оперативный характер, что именно они предназначены для реализации. Тайна была сохранена, и это обеспечило успех операции. Советская дипломатия, подчёркивает Филитов, «вполне преуспела в том, чтобы внушить западным партнёрам нужное представление о серьёзности советских намерений по превращению Западного Берлина в „вольный город“ и по заключению сепаратного мирного договора с ГДР»[762].

Гипотеза Филитова заслуживает пристального внимания, но он не приводит прямых доказательств того, что у Хрущёва был именно такой расчёт. А ведь можно предположить, то Хрущёв, проявляя инициативу в отношении Западного Берлина, надеялся «выдавить» из города западные державы. Можно предположить и другое: советский лидер пытался использовать Западный Берлин в качестве орудия давления на западные державы по всему комплексу международных проблем или просто действовал по принципу «куда кривая выведет»[763].

Если согласиться с гипотезой А. М. Филитова, то процесс постепенного отхода советской дипломатии от проекта «вольного города» сводился к снятию «дымовой завесы» и переходу к политике сохранения статус-кво, сложившегося после 13 августа 1961 г. Если же считать, что Хрущёв действительно хотел заставить западные державы уйти из Западного Берлина или пытался оказать на них давление по всему комплексу международных дел, используя Западный Берлин как «болевую точку» Запада, то этот процесс можно сравнить с организованным отступлением, но не на «заранее подготовленные рубежи», а на позиции, которые создавались и укреплялись в процессе отступления. Само это «отступление» больше походило даже не на отвод войск, а на их передислокацию, потому что одна из главных целей была достигнута — границы в Берлине были закрыты и западная часть города перестала быть «костью в горле социалистического содружества».