Запах гари

Внезапно он скис, потупив глаза. Выражение лица его стало горестным, словно он осознал вдруг какую-то непоправимую беду, хуже которой быть не может, и выхода нет. Пистолет он опустил, отвернулся от Кащея, решая какую-то проблему, которая завладела всем его существом без остатка. Кащей медленно и тихо взгромоздился на ноги, собрался с силами и, злобно сверкнув глазами, толкнул его в спину и бросился к выходу. Как только он исчез за дверью, из коридора донеслась отборная ругань. Ругались таким басом, что, казалось, устоявший при землетрясении потолок не выдержит и рухнет, похоронив под собой всех находившихся в лаборатории.

Котиль, отброшенный неожиданным толчком и услышав ругань, мгновенно собрался и поднял пистолет. В коридоре раздались выстрелы, дикий звериный рёв, тяжелый топот и крысиный писк. С треском вынося полупритворённую дверь, обратно в лабораторию влетел Кащей, нелепо взмахнув руками и тяжело грохнувшись на пол. Из носа его густо текла кровь, он был оглушен и не сразу обрел способность к движению. Вслед ему в дверном проёме показался Бардаганов.

Вид его был страшен. Недельная чёрная щетина на тошнотворно — белом лице, и без того изуродованном шрамом и ожогом, выглядела проказой, которая густо покрыла кожу. Синяя футболка была заляпана грязью, порвана в двух местах и на плече измазана белой кровью. Глаза его пылали, в руке он сжимал пистолет. Увидев Котиля и оружие у него, он отшатнулся назад, в коридор, словно падая, и на ходу выстрелил. Котиль нажал на курок в то же мгновение.

Пуля попала Котилю в грудь, с правой стороны. Он почувствовал толчок, затем боль, словно тело его прижгли огнем. Но боль быстро притупилась, и её вполне можно было переносить. Он опёрся о хирургический стол и подвигал правой рукой, в которой сжимал пистолет. Плечо слегка занемело, но рука послушно двигалась, словно не было ничего из разряда вон выходящего в куске свинца, пробившего грудь, что обычного человека поставило бы на грань жизни и смерти.

— Ещё один! — со злобной насмешкой протянул Котиль. — Тебе тоже я не даю погулять?

— Ты умника из себя не строй! — прорычал Бардаганов из коридора, не показываясь. — Ты всё, что у меня было, угробил! И кишки я тебе выпущу, не сомневайся! И бабу твою…

Голова его вдруг показалась в дверях, у самого пола, глаза сверкнули яростью. Грохнуло два выстрела, но Котиль успел отпрянуть, и пуля лишь оцарапала ему бедро. Отскакивая, он чуть не ушиб Вику, которая сидела на корточках возле приборного стола и боялась пикнуть. В трёх шагах, испуганно обхватив головы, словно это могло чем-то помочь, на полу сидели Андрей Михайлович и доктор Левак.

Вика с перекошенным от страхом лицом стала судорожно отодвигаться от Котиля, как от чумного. Для всех он представлял опасность, всем был неугоден, все отвернулись от него, как от чумного. Проще было выйти к врагам и отдаться им на растерзание. Пусть Бардаганов всадит ему в сердце с десяток пуль, пусть крысы вопьются в его плоть, пусть уголовники отрежут голову, утоляя ненасытную свою жажду мести всему миру, пусть растащат его на тысячу кусочков, производя бесчеловечные опыты! Но для чего-то он ещё сопротивлялся, для чего ещё дышал.

Он чувствовал, что силы его на исходе. Порции кислорода, которые он мимовольно вдыхал, сражаясь с переродившимся псом, ранение в грудь и усилия борьбы делали своё дело. Он давно не ел, не дышал дымом, не пил грязной воды, и сейчас, несмотря на обстановку, лихорадочно выискивал возможность пополнить силы, но пока не находил её. На глаза его порой опускалась пелена, словно лёгкий туман конденсировался в атмосфере лаборатории. Несмотря на это, его решение бороться до конца лишь крепло.

Бардаганов решил не давать врагу передышки, не позволял её и себе. Сгорая от желания побыстрее свершить дело своей мести, он снова показался в дверном проеме, на этот раз уже в полный рост. Не целясь, он выстрелил, промахнулся и снова отступил в коридор. Котиль стрелял в ответ, пытаясь подсчитать, сколько у него осталось патронов, и сколько их может быть у врага.

Чувства Котиля, и так обострённые, взвинтились до максимума, словно он был заводной игрушкой и кто-то в считанные мгновения ещё подкрутил пружину, с риском поломать механизм. Он почувствовал опасность, ещё не зная, откуда она может исходить. Вдруг, непривычным звуком привлекая внимание, раздался звон разбиваемого стекла. Будто в замедленной киносъемке Котиль увидел, как смялись, взлетая до потолка, жалюзи на окнах, как медленно разлетаются в стороны куски оконного стекла, как заострённая граната из гранатомета летит под углом, в направлении потолка. Котиль, забыв о слабости и ранах, взрывным усилием подпрыгнул и бросился на Вику, повалив её на пол и прикрыв собой.