Запах грядущей войны

«– …На Неву в октябре только безумец полезет, а вот Буг и Ингул реки ласковые. В них хоть сейчас купаться можно… Но еще лучше и краше в Севастополе. Там Кача, Херсонес Таврический, Балаклава, а далее Байдары и южное побережье. Эх, туда бы сейчас…»

Принадлежностью к морякам-черноморцам Ухтомский тоже гордился:

«– …Наше племя черноморское особое. Его еще раскусить надо. Слышали что-нибудь про «Меркурий» Казарского?

– Нет.

– Я расскажу. Дело было в двадцать девятом, когда мы с турком дрались. Однажды два линейных корабля неприятеля спасовали перед «Меркурием». А почему? Потому что офицеры решили драться до смерти и, в крайнем случае, взорвать корабль. Вот что значит черноморцы…»[92]

Впервые въезжая в Севастополь, мне предстояло не только проверить все эти слова и утверждения, но и познакомиться с городом. И знакомство это я не забуду никогда.

Глава 2

«– …Ах, Севастополь, Севастополь. Что за дивный город, – продолжал свое объяснение Ухтомский. – В его доках, в портовых мастерских без умолку грохочут молоты, звенят пилы, стучат топоры. На рынке у Артиллерийской бухты, словно прибой, шумит торговая толпа. У самых камней темнеют рыбачьи фелюги из соседней Балаклавы. В фелюгах камбала, скумбрия, жирная кефаль, бычки и золотистая султанка – самая вкусная из рыб Черного моря.

Вам не по нраву рыба? Тогда есть и иные морские кушанья. Рыбаки в кожаных фартуках часто несут по сходням корзины с только что выловленными устрицами, которые немедленно разбирают господские повара и кухарки.

И еще люди. Кого только нет в нашем Севастополе. Греки, татары, жиды, малороссы, бойкие торговки-матроски с бронзовыми от солнца лицами. И вроде бы похожа эта пестрая толпа на одесскую, но все же в чем-то больше в ней порядка, нежели у одесситов. И не удивительно, ведь город у нас военный…»

То, что Севастополь город действительно военный – я узнал сразу же по приезде. И дело не только в здешних сухопутных и военно-морских частях, а еще и в постоянных преобразованиях. Я смотрел на Севастополь образца «зима 1853-го» и был готов извиниться перед Петровым за мое прежнее брюзжание. Война еще не начата, а город, оказывается, уже не первый месяц готовится к обороне. Даже зима лишь немного сбавила темпы подготовки, но не остановила их.

«– Нам приказ превратить Севастополь в такой твердый орешек, чтоб любой ворог об него зубищи свои поломал», – заверил меня один из рядовых артиллеристов. И ведь превращают, несмотря на разговоры вроде этих:

«– Если турки усиливаются, то и нам не следует ждать, а нужно ударить в сторону румелийских портов, чтобы неприятель обманулся и стянул туда свои силы. Мы же тем временем вооружим флот и подготовимся к высадке на Босфор.

– Успеем ли?

– Успеем. Если наступление наше будет стремительно, англичане не доберутся с Мальты вовремя, французам с главными силами потребуется еще больше времени.

– Все верно. Одна беда – мы скованы в действиях. Да и в Петербурге, кажется, воевать не спешат. К тому же парового флота мы не завели и в столице этого не понимают. Не мне тебе рассказывать, что программа николаевских верфей урезана. Наверху считают, что достаточно одного винтового корабля на бригаду…»

Вот таким примерно образом в Севастополе многие хотели упредительно атаковать Турцию, но приказ строг: оборона на первом месте. В прошлом году два форта дополнительных на входе в рейд возводить планировали, а это работа долгая и тяжелая. Даже фундамент и тот отнимет уйму времени. Для начала проводится «сондировка» (зондирование) грунта, по результатам которой начинают забивать по периметру сосновые (обычные либо шпунтовые) сваи. А забивают сваи на нынешних стройках копрами с маховым вертикальным колесом, изобретенным инженер-подполковником Масловым. «Бабы» (двадцать семь пудов весу) иногда делали из дуба либо обрубков толстого соснового дерева, в которые заливали свинец, снаружи закрепляли бугели. Для битья таким копром свай требовалось обычно шесть человек: по одному к рукояткам вала махового колеса, двое к ободу колеса, еще один закидывает «крюк за бабу», шестой наблюдает за наматыванием веревки на вал и поправляет бугель. И вся эта забой-команда, вращая маховое колесо, поднимала «бабу» и вбивала ею за день от семи до девяти свай с железными башмаками. Но это «когда грунт крепок, глубиною до четырех футов», а если грунт слаб, то вбивают в него до двенадцати свай за рабочую смену.

Но мое знакомство с военным Севастополем началось даже не с тонкостей фортостроения, а со встречи с человеком, легендарным не только для самих севастопольцев, но и для всех наших русских моряков. Именно в Севастополе я впервые увидел того, кто стал в годы войны душой и символом героической обороны города. Судьба свела меня с вице-адмиралом Павлом Степановичем Нахимовым.

* * *