Запах грозы

— Не знаю, сестренка. Идет расследование.

— Только он сможет всё рассказать, но он…

— Так, никаких слез! Моррисон не сдастся. Он же не твой плюшевый Майк. — Хмыкает брат, и я улыбаюсь от этой шутки.

— Майк-козел.

— Как ты вообще с ним могла встречаться?

— Так же, как и ты с Дикси фон Трейн.

Странный звук из глубины его широкой груди, дает мне понять, что там не так прозрачно, как кажется на самом деле.

— Только не говори, что ты влюбился в восемнадцатилетнюю стерву.

— Ну, — он кривит рот и потирает отросшую щетину. — Ничего не отрицаю, но и…

— Стью, она же Реджина из «Баунти»[1]!!!

— Кто?! — брови брата своевольно прыгают, и я мысленно сравниваю их с неподражаемой мимикой Грэма.

— Долго объяснять, просто поверь, что хорошей девочкой она не станет. Даже если ее переедет автобус.

— Не будем забегать наперед, плакса. Лучше, поделись, что в планах и что за ураган в твоей умной головке сейчас?

Я впитываю тепло Стью и ловлю на небосклоне еще одну падающую искру.

— Хочу пойти в колледж. Лечить спортсменов. До конца лета, буду дома.

— Идеи супер, а тренировки? Неужели забросишь бокс?

— Ни за что! Если всё сложится удачно, и я поступлю в Джонса Хопкинса, то постараюсь совмещать одно с другим.

— Отлично. А у меня осенью начнется интернатура в Чикаго. Планирую, осесть в городе.

— Мы будем редко видеться?

— Я врач, сестренка. Мало ем, мало сплю и не вижу, как стареют мои родители, растут дети и появляются седые волосы в паре с импотенцией.

— Стью! — я кусаю брата за плечо, он смеется, усиливая объятия. — Ты невыносим!

— Говорю, как есть. Но ты не кисни, возьми с собой в Балтимор подружку.

— Ари итак, едет со мной. Только будет учиться в другом конце города. Она мечтает выбиться в политики и править миром!

— Да я о другой девчонке. Той, что названивает с самого обеда.

— Моника! Черт, я же не позвонила ей. Прости, я пойду и успокою ее. Ладно?

— Конечно, и не плачь больше. Слезы не идут мисс «Тандершторм». Две грозы за раз, сродни апокалипсису.

Я чмокаю брата в щеку и тороплюсь в дом, где понимаю, что замерзла, как крот.

***

Недели две после случившегося с Грэмом, я встречаю Флориана в «Волмарт» и он технично и ловко маневрирует на кассу, не желая со мной болтать. Ублюдок! Естественно, я уже в курсе, что Грэм в полном здравии и родители определили его во французскую клинику, базирующуюся в Марселе. А он, видимо, решил, что я стану изводить его расспросами и сбежал. Подавись своей злобой, трусливый гавнюк!

— Милая, папа нас ждет на парковке, — растрясает меня мама, и я беру в руки бумажные пакеты с покупками. — Мэй?

— Да, идем. Нам же еще нужно заехать в антикварную лавку и посмотреть ту классную лампу, что украсит мою комнату в кампусе.

— Да, только сначала отпустим папу, а то он не даст нам насладиться покупками.

— Ага, я согласна.

Мама так нежно улыбается, что я таю. А когда она поглаживает меня по голове, я превращаюсь в слепого котенка — крошечный комочек милоты.

***

В августе, проведя целый месяц с семьей в загородном доме бабушки и дедушки, я еду в колледж. Прощальный ужин, проходит в душевной компании. Даже физиономия Дикси, нисколько не раздражает. Без ее глупых пакостей, мы отлично ладим. Папа произносит торжественную речь, отчего, меня переполняет гордость. А мама, подкладывает пасту с пармезаном в мою тарелку и тоскливо хмурится. Только Стью ведет себя, как здравомыслящий человек, говоря, что меня нельзя сломить и столкнуть с намеченного пути. И что колледж такого уровня, будет для меня лишь трамплином. Тепло, что исходит от всех них, вполне может согреть небольшую африканскую деревушку, и за это я их люблю. Чтобы не случилось в моей жизни, я знаю, что всегда смогу вернуться домой.

ГЛАВА 20. ГРЭМ

Двадцать четыре месяца назад…

Руки тяжелые и неподъемные. Я дергаю ими, но они прикованы к кровати кожаными браслетами. Что, черт побери, происходит! С упорством наведя фокус на медсестру у капельницы, спрашиваю:

— Почему я не могу пошевелиться?!

— Очнулся, наконец. Рада познакомиться, «Безумный Макс». Как ты себя чувствуешь?

— Что на хрен творится?

Улыбка на наигранно милом лице сестры исчезает, и она сама ретируется в дверь. Твою мать! Я бьюсь в истерике, распятый, как Иисус и ничего не понимаю. На мои крики в палате возникает мама и он, мистер Клиффорд Моррисон. Я вспоминаю всё, словно на меня льется ледяной водопад, с мелкими осколками льда, что впиваются в тело и куски мяса, слайсами соскальзывают с костей.

— Пошел вон вонючий кусок дерьма! Проваливай!!!

— Сынок, — мямлит мама и испуганно смотрит на меня в белом больничном одеянии с пеной у рта. — Мы с папой волнуемся за тебя.

— Я сказал, выметайся! — ору на папашу и он, послав мне колючий, ядовитый взгляд, уходит.

— Господи, милый, чего ты наглотался? Я тебя не узнаю. — Мама подходит к изножью кровати и поглаживает мои ноги под голубым покрывалом.

— Я все тот же мам, а его, я больше никогда не хочу видеть!

— Да что же ты такое говоришь? Знаешь, как ему было плохо? Он ночевал в коридоре и…

— Насрать! У меня нет отца и в моем присутствии ни слова о нем. Ясно?!!!