Запах псины

На упоминания аллергии я наткнулся в третьем дневнике. Память Катю не подвела. Аллергия у лёвиной мамаши появилась после того, как трёхлетнюю девочку испугала немецкая овчарка. Лёвина бабушка предполагала, что у дочурки аллергия на нервной почве, от страха. Врачи установили, что аллергия не нервная, а на шерсть, причём на шерсть овчарки именно немецкой, а не среднеазиатской или шотландской. Несколько раз за два года приступы аллергии мамашу прихватывали так, что девочку с трудом откачивали в реанимации. А после пятилетнего юбилея аллергия исчезла. Ушла так же, как и пришла: вдруг, без расклейки афиш.

При первом упоминании аллергии лёвина бабушка отвела напасти всего один лист, зато в запись вошли и первый вызов “скорой”, и диагноз, и порода собачек, и возможные последствия вплоть до летального исхода.

Чтобы прочесть запись об аллергии полностью, надо было страницу перевернуть. В том месте, где страницу берут пальцами, чтобы перевернуть, я заметил жирное пятно. Такие пятна появляются, когда страницу переворачивают свежевыпачканными пальцами. К примеру, иные читатели обожают жевать истекающий жиром беляш, а пальцы вытирать о страницу.

Или страницу переворачивали пальцами не такими уж и жирными, но часто. То есть страница вызвала интерес, и её перечитали пару-тройку раз. Соседние страницы дневника жирными пятнами похвастать не могли.

Затем меня привлёк знакомый запах. Я прикрыл глаза, включил поиск по памяти. Несколько минут мне казалось, что ещё чуть-чуть – и я вспомню, чем пахнет страница бабушкиного дневника. Ан нет, воспоминание вертелось перед забором, что отделяет забытое от сознания, причём вертелось со стороны забытого.

Когда почувствовал, что извилины задымились, я мозголомку отбросил, принялся укладывать в чемодан те дневники, что отборочный тур не прошли. Не успел уложить и десятка тетрадок, как память выдала на-гора результат поиска: страница об аллергии пахла детским кремом. Причём не каким-то импортным, с ведром отдушек на сто граммов крема. Страница пахла кремом нашим, отечественным, рецептура которого сохранилась с советских времён. Тем кремом, которым мазал руки Лёва.

Я задал себе вопрос: почему страница про аллергию пахла детским кремом Лёвы? Ответ напросился один: потому, что ту страницу читал Лёва. Вряд ли в доме мамаши нашёлся ещё один фанат детского крема. Даже если бы и нашёлся, то почему этот фанат читал только ту страницу, где об аллергии?

Лёва мог проходить мимо спальни бабушки, когда Катя читала об аллергии, да услышать, о чём речь. Затем, после смерти бабушки, когда припекло платить за учёбу мсье Дидье, Лёва вспомнил, что слышал кое-что интересное. Порылся в бабушкиных дневниках, да нашёл запись об аллергии, как нашёл я.

Иначе почему детским кремом пахла только одна страница? Лёва мог читать любой дневник, заинтересоваться любой страницей, но крем со своих рук оставил только на той, где бабушка рассказала про аллергию мамаши на шерсть немецких овчарок.

Сначала Лёва узнал про аллергию. Затем в дом к мамаше вломились сапёры с немецкими овчарками. Всё просто.

С чего я взял, что Лёва знал о том, что у сапёров не утконосы, а овчарки, причём немецкие? Допустил. За неимением доказательств пришлось всего лишь допускать. Вряд ли Лёва не видел те выпуски “Андреевских новостей”, где показывали обыск супермаркета после звонка шутника-бомбера. Те новости смотрел весь Андреев. Шоу года. Гвоздь программы. Для тех, кто проспал, те супервыпуски повторили. А в тех новостях главные роли разобрали сапёры да немецкие овчарки.

Да и Лёва, когда пришёл ко мне с приглашением от Оксаны, сказал, что о шутнике-бомбере знал. Пусть Лёва сказал и не прямо, но я понял из контекста. Ведь, когда мамаше пришла эсэмэска-убийца, Лёва позвонил в милицию без раздумий именно потому, что слышал и о шутке с бомбой в супермаркете, и о милицейских призывах к бдительности.

Я отложил раздумья в сторону, позвонил Оксане. Спросил, каким кремом для рук Оксана пользуется. Оксана назвала знаменитую немецкую марку. Я спросил, пользовалась ли Оксана детским кремом. Оксана аж расхохоталась. Когда смех уняла, пояснила: “Если я намажусь детским кремом, то парни будут от меня шарахаться за квартал. Детский крем… он ведь такой вонючий! Я ж не Лёва…”. Когда я спросил, пользовались ли детским кремом оксанины бабушка и мамаша, в ответ услышал: “Мы ведь женщины. Нам важно, чтобы от нас пахло хорошо. А детский крем даже не пахнет – воняет!”.

Кате я позвонил тоже. Спросил, как давно Катя наносила на руки крем, и какой. В ответ получил почти возмущение: “Разве мне уже пора мазать руки кремом? Я думала, у меня кожа ещё молодая…”.

Достоверности ради из кипы пухлых тетрадок в клеточку я наугад вытянул десяток, пролистал. Жирных пятен на страницах не нашёл. Детским кремом страницы других дневников не пахли.

Я вернулся к дневнику, где было написано про аллергию, присмотрелся к жирному пятну на странице. Как ни старался, а разглядеть отпечатка пальца не смог.