– Слушай, а если он в машине не один? Если их там полная машина, и все обдолбанные? Тебя и так помяло нехило.
– Выживу. Жди меня на той стороне. Если через полчаса не выйду – звони по бесплатному.
– Ментам, что ли?
– А кто ж ещё сюда попрётся?
Я вылез из форда, и даже успел закрыть дверь до того, как Юрик вжал газ в пол. Форд развернулся в облаке дыма, дал мне надышаться палёной резиной. Через минуту я скрылся в лесу, форд – за поворотом трассы.
Просёлок, вдоль которого я вышагивал, популярностью у водителей не пользовался. Если судить по следам, то следы от моих мокасин на том просёлке выглядели на пару недель свежее последнего следа от трактора.
Ни одного булыжника, чтобы треснуть по лобовухе жигуля по совету Юрика, на просёлке я не нашёл. Ни одного инородного – отличного от лесных – звука я не услышал. Хотя звук жигулёвского мотора услышать бы не помешало.
Тогда я подумал: а если белый жигуль-четвёрка в тот просёлок, где я топал, не въезжал? Ведь жигуль только свернул с трассы на грунтовку. Ни я, ни Юрик видеть, как жигуль въехал в лес, не могли. Я лишь принял предположение Юрика на веру. И если жигуль на просёлок, по которому я топал, не свернул, то перед тем, как выйти с другой стороны леса, я мог повесить на грудь табличку с надписью: “Доверчивый и безмозглый олух”.
Вдобавок я подумал, что Юрик мог быть с водилой белого жигуля заодно. Почему нет? Посадил меня в свой форд, и с гарантией ехал позади жигуля. Куда я денусь? Да и в милицию звонить не стану, ведь уже вроде как за обидчиком гонюсь, чего ещё надо? Так и вёз меня Юрик чуть позади жигуля, затем дал жигулю уйти, меня отвёз подальше, высадил посреди пустой трассы, поставил к лесу передом, и смылся.
Я улыбнулся, подумал, какой же я дурачок, если так и было.
Топать мне предстояло минут десять-пятнадцать при условии, что с жигулём не встречусь, и пройду лес насквозь. Встретиться хотелось, но и свербила мыслишка, что жигуль в лес не въезжал. Проверить, въезжал или нет, можно было только одним способом: протопать просёлок ножками.
Чтобы не терять времени даром, я приступил к любимому занятию – к размышлениям. Не успел я раскочегарить мозги, и протопать полсотни метров, как заныло ушибленное бедро. Попросило шагать помедленнее. Я растёр бедро на ходу. Боль чуть поутихла.
Ладонь, которой растирал бедро, передала сознанию ощущение запыленной кожи. Захотелось отряхнуть ладонь от пыли. Отряхнул. Затем подумал, откуда на ладони могла появиться пыль после того, как я вовсе не опирался ладонью о пыльный предмет, а всего лишь растёр бедро.
Когда я рассмотрел ладонь, то заметил в складках кожи белёсые частички. Я рассмотрел штанину в том месте, где растирал бедро. На штанине красовалось белое пятно в полбедра. Пятно походило на те, которые остаются, когда с силой потрёшься о стену, только-только выбеленную известью. Я остановился, попытался пятно отряхнуть. Удалось вытряхнуть всего лишь треть белого вещества, что окрасило штанину.
Я задал мозгам задачку, потопал дальше. За минуту я сочинил миллион версий насчёт того, как на штанине могло появиться белое пятно, напоминающее пятно от известковой побелки. Остановился на версии “белый жигуль вовсе не белый”. Другими словами жигуль, который пытался меня вдавить в асфальт, перекрасили. Причём перекрасили легкосмываемой краской типа гуаши. Такой краской к концу декабря на машинах рисуют ёлочки, снег, и пишут “С Новым Годом!”.
Я вспомнил, что в тот момент, когда жигуль треснул меня крылом по бедру, я коснулся жигуля ладонью. Наверняка на автомате выбросил руку в сторону жигуля, чтобы защититься. Я вспомнил ощущения в ладони, которые ещё в момент контакта с жигулём показались странными. Крыло жигуля показалось шершавым как кожа судака, если погладить рыбину против шерсти. Краска на крыле жигуля показалась не гладкой, а шершавой. Наверняка потому, что поверх гладкой заводской краски жигуль покрыли шершавой на ощупь гуашью.
Я пожалел, что вовремя не разул глаза и не сообразил разглядеть цвет кузова в том месте, где моя штанина стёрла с жигулёвского крыла белую краску.
Вдобавок я прошляпил жигулёвский госномер. Засохшая грязь покрывала номер жигуля таким густым слоем, что разглядеть символы я не смог ни с первого взгляда, ни со второго.
Откуда на номере взялась грязь? Где тот, кто рулил жигулём, нашёл лужу? На дворе стояла такая сушь, что лужа – какой бы глубокой она ни была – испарилась бы ещё до того, как надумала появиться. Последний дождь прошёл аж за недели три до моего контакта с жигулём. Да и то не прошёл, а так, асфальт окропил, чуть прибил пыль, и был таков.
И если жигуль таки въехал в лужу, то почему грязью заляпался только номер?