Запах псины

Будку номер сто я нашёл в конце первого ряда, в тупике. Топать пришлось метров триста. Пока дошёл, настроение разговаривать пропало. Появилось желание присесть и выпить минералки. Какой покупатель доползает до конца ряда, я так и не понял. Как мамаша умудрялась на такой неудачной точке делать деньги?

В будке номер сто работник торговли играл на мобильнике в игрушку. Между работником и стулом лежала стопка новёхоньких джинсов. Свежесшитые штанины подметали пол. Ноги работник задрал на прилавок. Под пыльные, ни разу не стираные кроссовки не забыл подложить две пары джинсовых курток без упаковки. Таких работничков надо скармливать домашним рыбкам ещё зародышами.

Глаза работника торговли смотрели кто куда. Я вспомнил оксанины описания того, кто завалил мамаше всю торговлю, и понял, что передо мной сидел реализатор Димон.

Я кашлянул. Димон натянул дежурную улыбку, сверкнул золотой фиксой. Левый Димона глаз смотрел мне в грудь, правый искал на моём лице желание без промедления купить джинсы.

Как ни старался, а экспресс-покупателя во мне Димон не разглядел. Улыбку Димон скомкал, фиксу спрятал. Через секунду реализатор вернулся к общению с мобильником.

Товар Димона я рассматривал минуты три. За это время реализатор даже не удосужился оторвать от мобильника взгляд, от стула задницу. Что уж тут говорить о том, чтобы предложить мне к примерке что-нибудь из того, на чём я задержал взгляд дольше всего.

Когда Димон оторвался от игрушки, и поднял недовольный взгляд на меня, я поздоровался кивком. Затем я протянул Димону визитку, чтобы понять, в какой глаз смотреть. Оксана сказала смотреть в правый, но я не уточнил, в правый глаз Димона, или правый относительно меня.

Димон рассмотрел визитку правым глазом, кивнул.

– Ксюха говорила, что вы придёте. Смотрите мне в мой правый глаз. А то многие теряются.

– Дима, на мам…

– Димон. Дима – это для моей мамы.

– Димон, на мамашу Оксаны работаете давно?

– Как слегла, так и работаю. С третьего мая. Скоро будет два месяца. Только работой это называла мамаша.

– А как это называете вы?

– Издевательством. Эксплуатацией. За работу платят деньги. А мамаша платила копейки. Я тут пашу как негр, за товаром мотаюсь, торгую, а она платила…

– Если вы торгуете хорошо, план выдаёте, то почему же она так плохо платила?

– Потому, что жлобиха. Я тут как негр…

– Значит, платила плохо. Почему ж вы не ушли? Разве нет хозяина, который бы платил лучше? Если вы такой классный работник, то и шефа хорошего для вас найти – раз плюнуть.

Димон замялся. Правый глаз Димона поссорился с левым, и они разбежались подальше друг от друга.

К будке под номером сто подошёл пацан. Окинул взглядом товар Димона. Я посторонился, чтобы пацан мог подойти к прилавку вплотную. Пацан кивком выразил мне благодарность, перевёл взгляд на Димона.

– Почём у вас самые дешёвые джинсы?

Димон напустил на себя вид богатого купца. Так надулся, что чуть не лопнул. Когда корчить крутого надоело, Димон снизошёл до ответа.

– Дешёвыми джинсами здесь не торгуют. Иди на распродажу.

Пацан пожал плечами, спросил меня взглядом: “Что вы делаете возле этого придурка?”, отчалил с фырканьем.

Я вернулся на своё место у прилавка, улыбнулся реализатору-стахановцу.

– Димон, о том, что у мамаши астма, вы знали?

– Кто ж этого не знал? Да она этой астмой и приступами задолбала! Когда я пришёл с первым отчётом, она начала орать, что я ей весь бизнес угроблю, если буду торговать так хреново. Тут и начался приступ. Чуть не склеила ласты.

Я начал рассказывать Димону, какую эсэмэску прислали мамаше. Димон остановил меня на седьмом слове, сказал, что передовицу в “Вечернем Андрееве” читал, в курсе дела, пересказывать не надо. Тогда я сказал, что узнал, когда и откуда эсэмэску заказали. Во взгляде Димона блеснул интерес.

Затем я спросил, где был Димон в понедельник, восьмого числа, в одиннадцать утра. Во взгляде Димона интерес сменился беспокойством. На вопрос Димон не ответил, лишь пробубнил о праве каждого честного гражданина на личную жизнь.

Я пояснил, что раз Димон откровенничать не желает, то я могу решить, что Димону есть что скрывать. Если так, то мне не остаётся ничего другого кроме как сообщить о подозрительном поведении Димона следователю казённому. Следователь наверняка захочет в памяти Димона поковыряться. Будет ковыряться до тех пор, пока Димон не вспомнит, какого цвета памперсами козырял в роддоме.

У Димона в горле застряла небольшая стопка матов, не выше трёхэтажного дома сталинской постройки. Оба глаза чуть не начали смотреть в одну точку. Я уж было подумал, что излечил парня от косоглазия.

Димон спросил, не пора ли мне восвояси. Мол, жадные хозяева и так ни черта не платят, а тут ещё шляются всякие сыщики, да работать мешают! Я ухмыльнулся, выдал встречный: мол, когда я подошёл, Димон полчаса не мог оторваться от игрушки на мобильнике. Если Димон так работает со всеми клиентами, которые доползают до будки номер сто, то понятно, почему мамаша Димону платила так мало. С чего платить больше?

Димон встрепенулся, как петушок перед боем.

– Сами бы здесь весь день просидели, а потом…