Запах снега

Я же, наоборот, был в прекрасной форме, и я готов был отстоять эту землю. Я понимал, что единственный шанс убить этого гиганта – вцепиться ему в горло. Поэтому я нацелился и прыгнул. Я думал, что убью его сразу, но я был неправ. Я промахнулся мимо шеи и вцепился ему в плечо. От неожиданности он встал во весь рост и, открыв пасть, беспорядочно замахал передними лапами. Челюсть у него была вытянутая, и, хотя, шея медведя не слишком верткая, ему ничего не стоило дотянуться до меня и впиться клыками, поэтому я оттолкнулся от него передними лапами и отскочил назад. Я не ожидал такого отпора. Моя жизнь висела на волоске.

Какое-то время мы продолжали бой, как два боксера тяжеловеса, нанося друг другу удары передними лапами. Он ударил меня по предплечью, но я смог увернуться и он лишь зацепил меня когтем. Будь у него когти поострее, я бы получил тяжелую рану, но мне повезло. И все же я понимал, что скоро везение мое закончится. Даже отощавший, он в два раза превосходил меня по силе и весу. Чудом увернувшись от смертельного удара, я резко сдал назад и пустился наутек.

Косолапый не стал меня догонять. Скрывшись за деревьями, я лег на снег и снова занял охотничью позицию. Хоть мишка и понимал, что далеко я не ушел, ему было плевать. Он расслабился. Не заботясь о том, чтобы унести запасы в берлогу, он неловко уселся на задницу и начал поедать человеческую еду. Он сразу определил, что я молод, горяч и полон сил. Разумнее завалить оленя, чем вступать в драку с матерым медведем за банку сгущенки. Он простил мне глупое нападение. Дал отпор дураку – и забыл. Но он не знал, что у меня была более серьезная мотивация. Я открыл эту территорию и был намерен сделать ее своей. Я хотел гарантий, что ни мне, ни моим подопечным ничего не угрожает. А этот медведь был опасен. Он не остановился бы на шамане. Он был по-настоящему опасен для них, он был опасен для Лички!

Итак, я подполз еще ближе – на расстояние прыжка, и стал ждать. На этот раз, я хорошо рассчитал момент нападения и свои силы. Это был действительно мощный бросок. Я привстал, оттолкнулся задними лапами, взвился над землей и вцепился ему в горло. Он не смог сохранить равновесие и упал на спину. Его лапы сомкнулись на мне и начали душить. Я почувствовал смрадное дыхание – дыхание смерти. Его вытянутая пасть была все ближе и ближе, он сжимал меня сильнее, сильнее… и вдруг обмяк. Я понял, что победил. В тот день боги были на моей стороне.

XIV

– Ох, снег-снежок, белая метелица… Между прочим, – обернулся к Личке Граф, – у эскимосов есть более двадцати слов, обозначающих виды снега.

– Ну и как бы ты назвал этот снег?

– Пиздецхуевый! – обронил идущий за ними Виталик, и они с Графом, как водится, засмеялись.

– Нет такого слова в эскимосском языке! – крикнул им, на ходу выдыхая папиросный дым, Андраш.

– Жопа есть, а слова нет?

Они продолжали подъем на перевал, продираясь сквозь туман и ветер. Взлет, от которого можно было ожидать всего, в том числе и провешивания веревок по скалам, оказался не сложным, но лавиноопасным. Снежный склон был довольно крутой, но не настолько, чтобы слизало снег.

– Все, как мы любим! – задорно объявила Надежда.

Под перевальным взлетом собрались, распустили лавшнуры – длинные красные ленты, которые в лавине всплывают на поверхность, и по ним можно найти человека. Сняли лыжи. На крутой перевал надо было подниматься «в лоб». Погода не радовала. Они медленно продвигались вверх по линии падения воды, всеми четырьмя конечностями вростая в снег, отчаянно наваливались на палки, чтобы удержаться, чтобы не утянули вниз привязанные к поясам санки, не оторвали от склона отчаянно парусившие на ветру, пристегнутые к рюкзакам лыжи.

Наверху подъем выполаживался, и ветер уже не отрывал от склона, а прибивал к нему. Перевал представлял собой аэродинамическую трубу, как будто только через эту дырку ветер и мог вырваться из гор на свободу. Ребята продолжали ползти, волоча за собой палки, стараясь не потерять друг друга в буране, но вскоре Лике пришлось схватиться за Надькину ногу, чтобы не отстать. Та оглянулась, а когда снова повернулась вперед, ползущий впереди нее Граф уже исчез в белесой мгле. Минуту Лика и Надюха, стоя на четвереньках, вглядывались в непроходимую бесконечность бурана, будто потерявшие хозяина лайки, а затем Надежда, будто напрочь забыв о своей человеческой сущности, стала по-собачьи, всеми лапами, рыть в снегу пещеру. Лика тотчас последовала ее примеру. Ей казалось, что они роют уже десять, пятнадцать, двадцать минут, когда к ним в яму снежным комом свалился Ванька, а за ним и Капец.

– Пиздец блять! – сказал он, стирая с лица снег, и все мысленно с ним согласились.

Образовав своими телами, рюкзаками с торчащими лыжами, палками и санками какой-то невообразимо единый комок, они долгое время сидели молча, ожидая развязки. Наклнец, словно прошедший сквозь стену призрак, перед ними возник Граф. И сразу скомандовал:

– Так, отлично! Давайте выбираться отсюда.

– Ты сдурел?! – взревел Капец.

Граф объяснил спокойно: