Его толстая верхняя губа еще сильнее оттопырилась. Он был не выше меня, а в плечах не шире дверного проема, но впечатление производил внушительное. Я начал нервничать, словно разговаривал со свирепым бульдогом, охранявшим хозяйское имущество.
— Да,— сказал я, поднимаясь.— Вы, братец, и вправду обзавелись ими.
Мне не понравилось, как он двинулся на меня, выставив вперед левое плечо и прижав к груди подбородок, точно каждый час его жизни был разделен на двадцать трехминутных раундов.
— Ты это про что? Чем мы обзавелись? Ничем мы не обзаводились. А вот ты наверняка обзаведешься неприятностями, коли притащил сюда свой зад:
— У вас термиты,— быстро проговорил я.
Он подошел уже так близко, что я ощущал его дыхание. Пиво, соленые орехи и гнилые зубы.
— Передайте миссис Голдсмит, что они на самом деле к ней пожаловали.
— Термиты?
Он остановился. Я бы,-конечно, сбил его с ног, но не надолго бы вывел из строя.
— Да, маленькие насекомые, пожирающие дерево.— Я снова плеснул масло на стену.— Отвратительные, назойливые паразиты.
—.А что у вас в этой жестянке?
— В этой жестянке?
— Да.
Похоже, я выкрутился.
— Тут средство, убивающее термитов,— ответил я.— Они жрут его и подыхают. Скажите миссис Голдсмит, что все будет в порядке.
— Я не знаю никакой миссис Голдсмит.
— Как? А хозяйка этого дома? Она лично звонила в управление и вызвала инспектора.
— В управление? — подозрительно переспросил он.
Его выгоревшие брови надвинулись, подобно ставням, на крохотные белесые глазки.
— Управление термитного контроля Южной Калифорнии.
— А! Но миссис Голдсмит тут не живет.
— Разве я не на Эвкалипт-Лейн?
— Нет, это Будлоу-лейн. Ты перепутал адрес, приятель.
— Ужасно,— вздохнул я.— А я-то думал, что это Эвкалипт.
— Нет, Будлоу.
Он широко улыбнулся моей нелепой ошибке.
— Тогда я пойду. Миссис Голдсмит, наверное, уже заждалась.
— Да. Только постой сперва...
Он быстро выбросил вперед левую руку и схватил меня за воротник. Правую он сжал в кулак.
— Больше здесь не появляйся. Тебе тут нечего делать.
Лицо его побагровело от злости, глаза загорелись, как у дикого кота. Из уголков искривленного рта сочилась слюна. Этот тип был вдвое опаснее бульдога, его поведение было трудно предугадать.
— Смотри,— поднял я масленку.— Эта штука сейчас ослепит тебя.
Я брызнул маслом ему в глаза, и он взвыл, точно в агонии. Я рванулся в сторону. Его правый кулак скользнул по моему уху. Воротник рубашки оторвался, зажатый в его руке. Он прикрыл лицо правой, ладонью и застонал, будто ребенок, действительно испугавшись слепоты.
Я услышал, как в гараже открывается дверь, когда находился на полпути к шоссе. Я не стал оборачиваться, а, обогнув угол изгороди, припустился бежать-прочь от своей машины и остановился только «через квартал.
Когда я вернулся к ней, поблизости никого не было. Гараж был закрыт, но «бьюик» по-прежнему стоял на подъездной дороге.
Белое здание среди деревьев выглядело мирно и безобидно в свете раннего вечера.
Почти совсем стемнело, когда из дома вышла женщина в пятнистом оцелотовом платье. Пока «бьюик» разворачивался, я подрулил к началу дороги и подождал его па бульваре Сансет. Обратный путь в Голливуд через Вествуд, Бэл-Эйч и Беверли-хилл она проделала с бешеной скоростью и не так аккуратно, как днем. Я не терял ее из поля зрения.
На углу Голливуд-бульвара и Вайн-стрит она свернула на частную стоянку и оставила машину там. Я проследил, как она идет к «Свифту»,— яркая фигура, шагающая точно в приподнятом настроении. Я отправился домой и переменил рубашку. ‘
Пистолет в шкафу искушал меня, но я не надел его, а пошел на компромисс: вынул из кобуры и положил в машину, в отделение для перчаток.
Заднее помещение «Свифта» было отделано панелями из мореного дуба, которые отражали матовый свет полированных латунных люстр. По обеим сторонам комнаты располагались кабины с кожаными подушками на сиденьях. Остальное пространство занимали столики. Во всех кабинах и за большинством столов сидели прекрасно одетые посетители. Они либо ели, либо ожидали, когда их обслужат. Основная масса женщин имела хрупкое сложение: они голодали для сохранения фигуры. Почти у всех мужчин был мужественный голливудский взгляд, который трудно описать. В их громкой, речи и безудержной жестикуляции ощущалась настойчивая беззастенчивость, словно бог обязался охранять их по контракту на миллион долларов.
Фэй Истебрук сидела в последней кабине, там же виднелся голубой фланелевый локоть ее. партнера. Все остальное скрывала перегородка.
Я подошел к бару и заказал пиво.
— Только липовый эль, «Черная лошадь» и «Гвинес Стаут». После шести у нас пива не бывает.
Я выбрал липовый, вручил бармену доллар и заявил, что сдачи не надо. Но сдачи и не причиталось. Он ушел.
Я посмотрел в зеркало, висевшее за баром, и увидел в нем лицо Фэй. Она быстро шевелила губами. Мужчина встал.