Запах золота: Сборник

Оштукатуренные фасады Юнивесл-Сити торчали, как пожелтевшие бумажные воротнички. Здания телестудии выглядели новее окружающих, но никак не вязались с захудалыми барами и грязными ресторанами, расположившимися на бульваре и выглядевшими так, будто они сделаны на скорую руку, точно им не предназначалось долгой жизни.

Я поставил машину за углом и потащил сумку с клюшками к главному входу студии. Возле конторы, где распределялись роли, сидели десять-двенадцать человек. Они пытались выглядеть преуспевающими и самодовольными, Девушка в скромном, но изящном черном платье, причесанная на прямой пробор, снимала и надевала перчатки. У женщины с мрачным лицом на коленях елозила и хныкала девочка в розовом шелковом- костюмчике. Короче, тут был представлен обычный ассортимент безработных актеров — толстых, худых, бородатых, бритых, в смокингах и сомбреро. Больные, алкоголики и дряхлые старики сидели тут в бесполезном ожидании, сохраняя, впрочем, достоинство.

Я прошел сквозь эту очаровательную компанию, затем через темный холл к воротам. За ними маялся мужчина средних лет с подбородком, похожим на толстый край окорока. На нем, красовались голубая форма вахтера и черная фуражка с козырьком, довершала картину кобура на бедре. Я остановился, держа в руках сумку с клюшками, будто предмет большой ценности. Охранник приоткрыл глаза, желая преградить мне путь, но, прежде чем он успел задать мне хоть какой-то вопрос, я заговорил сам:

— Эта вещь необходима мистеру Кунцу. Немедленно.

- Вахтеры в более солидных заведениях обычно требуют паспорта и визы. Они разве только личного обыска не делают на предает обнаружения ручных гранат. Но здешний вахтер был довольно вялым, поэтому я вполне мог проникнуть внутрь.

Он открыл ворота и впустил меня. Я попал на раскаленную добела аллею, похожую на вход в лабиринт, и заблудился среди безликих зданий. Затем, свернул на грязную улицу с указателем «Вестерн Мэйн-стрит» и подошел к двум художникам, которые разрисовывали фасад пустого салуна с вращающейся дверью.

— Скажите, где тут третья площадка?

— Повернешь направо, потом первый поворот налево. Увидишь поперек улицы вывеску нью-йоркского заведения.

Я двинулся направо, прошагал по Лондон-стрит и вскоре очутился перед отелем «Континенталь». Бутафорские фасады, казавшиеся такими натуральными издалека, вблизи выглядели настолько' безобразно, что я начал сомневаться в собственной реальности. Мне захотелось бросить сумку с клюшками, зайти; в отель «Континент таль» и понарошку промочить там горло с другими посетителями. Но других посетителей не было. Мне следовало взять с собой что-нибудь полегче, например, ракетки для бадминтона.

Когда я нашел третью площадку, над ней горела красная лампочка, и звуконепроницаемая дверь была, закрыта. Я прислонил сумку к стене и стал ждать. Спустя некоторое время лампочка погасла, дверь распахнулась, и оттуда выпорхнула стая девиц из кордебалета в костюмах белок. Пропустив последнюю из них, я вошел.

Интерьер съемочной площадки изображал театр с красными плюшевыми сиденьями в партере и ложах и позолоченными декорациями в стиле рококо. Оркестровая яма, как и сцена, была пуста, но перед нею топталась небольшая группа людей. Молодой человек в рубашке с засученными рукавами настраивал прожектор. Затем он получил команду и осветил голову женщины, сидящей в центре первого ряда. Я спустился по боковому проходу и узнал Фэй, прежде чем свет погас.

Потом он снова зажегся, прозвенел звонок, и наступила полная тишина. Через несколько секунд ее нарушил низкий женский голос:

— Ну, не удивительный ли он человек?

Фэй обернулась к мужчине с седыми усами и мягко пожала ему руку. Тот улыбнулся и кивнул.

— Стоп!

Невысокий, прекрасно одетый, лысый, усталый мужчина выпрыгнул из-за камеры и наклонился к Фэй Истебрук.

— Послушай, Фэй, ты же его мать. Он здесь на сцене поет для тебя. Это его первый настоящий шанс, то, о чем ты мечтала, на что надеялась многие годы.

Его эмоциональная речь прозвучала так убедительно, что я невольно взглянул на подмостки. Там по-прежнему не было ни души.

— Ну, не удивительный ли он человек?—с напряжением повторила женщина.

— Больше нажима, больше сердца, дорогая Фэй. Покажи любовь матери к сыну, столь великолепному на этой сцене. Попытайся еще раз.

— Ну, не удивительный ли он человек! — злобно рявкнула она. .

— Нет! Извращение тоже не выход. И свою интеллигентность держи при себе. Нужна простота, теплая нежная простота. Понимаешь, дорогая Фэй!

У нее был злой и нездоровый вид. Все, начиная с помощника режиссера и . кончая бутафором, смотрели на актрису выжидающе.

— Ну, не удивительный ли он человек! — хрипло пробормотала она,

— Гораздо, гораздо лучше,— заметил маленький человек.

Он приказал включить свет и камеру.

— Ну, не удивительный ли он человек! — повторила Фэй.

Седоусый мужчина улыбнулся и снова кивнул, потом взял ее за руку, и уже оба они заулыбались, глядя друг другу в глаза.

— Стоп!

Улыбка на лицах сменилась усталостью. Свет погас. Режиссер объявил, что теперь будет сниматься семьдесят седьмой эпизод.