Запах золота: Сборник

В голливудском баре «Рузвельт» она пожаловалась на плохой воздух и заявила, что чувствует себя старой и несчастной. Я сказал, что все это ерунда, но тем не менее мы перешли в «Зебра Рум». Она начала пить неразбавленное ирландское виски. Здесь ей не понравился мужчина за соседним столиком: он, слишком пристально ее рассматривал. Я предложил прогуляться. Она зашагала вниз по Уилшир так, словно старалась пробиться в другое измерение. Потом мы сели в «бьюик», и по ее желанию я остановил, его около «Амбассадора». Свою машину я бросил возле «Свифта».

В «Амбассадоре» она поссорилась с барменом, заявив ему, что он втихомолку над ней смеется. Тогда я по-вез её в бар низшего разряда в Хэнтон-Парк, где обычно были свободные места. Люди везде узнавали Фэй, но никто к ней не подходил. Даже официантки, не суетились. Фэй постепенно теряла популярность.

В баре «Хэнтон» было пусто, единственная- компания сидела в другом конце зала. Подвал с мягким освещением казался похоронным залом, в котором лежал убитый нами вечер. Фэй Истебрук побледнела, как смерть, но держалась прямо, разговаривала, пила и, возможно, даже думала.

Я старался направить беседу на «Валерио», надеясь, что она упомянет -его. Еще немного выпивки, и я сам рискну произнести это слово. Я надирался вместе с ней, но так, чтобы не опьянеть. Моя болтовня была совершенно бессмысленна, а она ничего не замечала. Я ждал, когда она дойдет до того состояния, что начнет говорить что взбредет в голову. Арчер — божественный Близнец — и повивальная бабка у черты забвения...

Я посмотрелся в зеркало и страшно себе не понравился. Лицо мое осунулось и казалось хищным. Нос выглядел слишком тонким, а уши чересчур плотно прилегали к голове. Веки у меня обычно опускаются с внешней стороны и делают глаза похожими на треугольники. Но. сегодня мои глаза походили на крошечные каменные клинья, вбитые пониже бровей.

Фэй склонилась над баром, зажав руками подбородок и уставившись в наполовину пустой бокал. Испарилась ее гордость, выпрямлявшая фигуру и контролировавшая выражение лица. Она сгорбилась, отхлебывая горечь с самого дна жизни и бормоча элегии:

— Он никогда не заботился, о себе, но имел тело борца и голову, индейского вождя. Отчасти он и был индейцем. Милый друг, тихий, спокойный, молчаливый. По настоящему страстный однолюб, последний однолюб, которого я знала. Он заболел туберкулезом и летом умер. Это сломило меня. С тех пор я не могу прийти в себя. Он был единственным, кого я любила!

— Как, вы говорите, его звали?

— Вилли,— Фэй лукаво посмотрела на меня.— Но я не упоминала этого. Он был моим мастером. У меня одной из первых появился большой загородный дом в долине. Целый год мы были вместе, потом его не стало. Это произошло двадцать пять лет назад, и, честное слово, лучше бы я умерла сама.

Она подняла сухие глаза и встретила в зеркале мой взгляд. Мне захотелось мимикой ответить на ее грусть, но я не знал. как. Тогда я улыбнулся, чтобы подбодрить себя. В конце концов, я был неплохим солдатом. Спутником хулиганов, проституток, трудных типов и простаков. Каждый мог нанять меня на работу за пятьдесят долларов в день, но все же я был неплохим солдатом.

В уголках моих глаз и около ноздрей собрались морщинки, губы растянулись, но улыбка не получилась. В зеркале отразился лишь голодный взор — усмешка койота. Эти глаза видели слишком много баров и захудалых отелей, богатых любовных гнезд, залов суда и тюрем, трупов и полицейских участков. Если я сам находил свое лицо странным, то каким оно могло показаться окружающим? Я поймал себя на мысли, что хотел бы услышать об этом от Миранды Сэмпсон.

— К черту трехдневные вечеринки,— бормотала Фэй,— к черту лошадей, к черту изумруды и яхты. Один хороший друг лучше всей богатств вместе взятых, а у меня не было настоящего друга. Сим Кунц называл себя моим другом, но он заявил, что я снимаюсь в последней картине. Я прожила свою жизнь еще двадцать пять лет назад и сейчас никому не нужна. Ты не станешь связываться со мной, Арчер.

Она была права, но тем не менее я заинтересовался ею помимо своей работы. Она прошла длинный путь вниз с вершины славы и знала, что такое страдание. В ее речах присутствовали фальшивые слезы и прочие атрибуты, которым она научилась на репетициях. Это звучало и вульгарно, и прИятно-бесчувственно. Похоже, она провела детство на окраине Чикаго, Детройта или Индианаполиса.

Фэй допила свой бокал и встала.

— Отвези меня домой, Арчер.

Я соскользнул с табурета с: прожорством жиголо и взял ее под руку.

— Вам нельзя уезжать в таком виде. Надо выпить еще, чтобы прийти в себя.

— Ты хороший....

Я не отличался толстокожестью и потому сразу почувствовал иронию.

— Только я не могу здесь оставаться. Это же морг. Ответьте, ради бога,— крикнула она бармену,— куда подевались все забавники?

— А вы разве не забавница, мадам?

Я увел ее от начала новой ссоры вверх по лестнице, на улицу, В воздухе висел светящийся туман с расплывавшимися пятнами неоновых ламп. Беззвездное небо над крышами домов казалось низким и тусклым. Фэй затрясло: я ощутил дрожь ее руки.