Запас прочности

– Лучше сюда. Надежней. У дома увидеть могут. Давай от греха подальше. – Кивнула в сторону соседского двора: – Да и Сашка, паразит, женился уж, а все успокоиться не может. Все зыркает в мою сторону, как будто следит. Димы-то нет, думает, заступиться некому. Тебя увидит – сдаст за милую душу. Как был подлецом, так и остался.

Они прошли в cад. Стали за сарайчиком под яблоней. Лиза взяла Сашу за руку. Вздохнула, сказала тихонько:

– Про Петра Ивановича и маму знаем. Что, и до тебя добрались?

Беленко кивнул, лицо его исказила гримаса, казалось, он вот-вот заплачет. Но он сдержался. Покачал головой, шепнул:

– Об этом после. Поесть чего-нибудь вынеси. Со вчерашнего дня ни крошки во рту не было.

Лиза подтолкнула его к сараю.

– Иди внутрь, не светись.

Сама метнулась в дом. Юрочка, к счастью, спал. Как будто чуял, что нельзя сейчас маме мешать. Тишина. Лиза на цыпочках прошла на кухню.

Вскоре она проскользнула в сарай. Благо он у Калугиных был большой, добротный, чистый, с большим погребом. В погреб Димка и свет провел. Лиза принесла хлеб, котлету, по паре огурцов и помидоров. А добрый шматок сала и соленья разные в погребе хранились. Саша с жадностью набросился на еду. «Голодный, а ест аккуратно, по-интеллигентному», – отметила Лиза. Она с жалостью смотрела на него, задавать вопросы не спешила. Думала: «Что теперь будет? Как Сашке помочь?» А он, утолив голод, утерся рукавом, вздохнул и заговорил:

– Ну как тебе? Отец – враг народа. Ты веришь?

Лиза замахала руками:

– Что ты? Ни я, да и никто не верит. Ошибка тут! Еще разберутся! Подожди.

Беленко криво усмехнулся:

– Чего ждать? У моря погоды? Меня вот тоже должны были взять. Чудом ареста избежал. Загулялись с Леной, потом, пока на автобус ее посадил, время и убежало. До общаги поздно добрался, там меня друзья на улице уже поджидали, предупредили. А так бы – все! Амба! – Он сложил пальцы решеточкой, приставил к лицу, горько улыбнулся. – Небо в клетку. Понимаешь? Я из города сразу ушел, в Енакиево пешком пробирался, по полевым дорожкам да посадкам. Сейчас нужно думать, куда податься. Я теперь вроде тоже враг народа. Вот так у нас дети за родителей не отвечают. Это притом, что и родителям моим перед советской властью отвечать не за что! Они честные и преданные партии люди. Веришь?

Лиза, не задумываясь, сказала:

– Верю я, конечно, верю. Не сомневайся.

Саша что-то хотел сказать, но она жестом остановила его порыв. Продолжила:

– Что дальше будет, это мы посмотрим. Ты скажи, что сейчас делать? Не будешь же ты у нас тут жить, пока там наверху не разберутся, что твой отец не враг народа?

Саша удивленно посмотрел на нее.

– Ты что, не понимаешь? Никто ни в чем разбираться не будет. Мама еще, может быть, лет через двадцать выйдет на свободу, а папа обречен. Другого не дано. Я же не дитя, взрослый мужик. Значит, и для меня статья найдется. – Он вздохнул: – Бежать надо. А у меня за душой ни одного документика нет. Даже студенческого билета, все в общаге осталось. Такие дела. И обратиться не к кому. Народ запуган, а жить всем хочется. – Помолчал. Потом продолжил: – Я к тебе не за помощью. Я к тебе только пожрать. Больше не к кому. Знаю – ты не сдашь. Собери мне в дорогу еще чего поесть – и побежал я дальше.

Лиза от возмущения дар речи потеряла. Несколько секунд стояла перед ним с открытым ртом. Потом пришла в себя. Подбоченилась, грозно взглянула на Сашку:

– Нет, ты погляди на него! Пожрать он забежал! Дальше он побежал! Куда ты побежал без документов? До первого милиционера? Или до второго? Я те побегу! Сиди уж. Сейчас матрас с одеялом и подушкой принесу – спать ляжешь. Я тут с тобой всю ночь провести не могу, там Юрочка проснется, плакать начнет, всех перебудит. Так что переночуешь, а утром думать будем, что делать. И не беспокойся, мои и узнают, что ты здесь, – не сдадут. Все.

И она побежала в дом.

Ушел Саша через три дня. Рано утром, солнышко только-только краешком из-за горизонта показалось. Ушел в рабочей, попроще, одежде. За спиной – вещмешок со снедью, в кармане – заводская справка взамен утерянного паспорта. Хорошая справка, на заводском бланке, с печатью – Лиза постаралась. На прощание он обнял Лизу, легонько прижал, поцеловал в щеку и шепнул:

– Спасибо. Век не забуду.

Она погладила его по волосам, по груди, горько усмехнулась, тихонько сказала, как выдохнула:

– Иди. Удачи.

Екатерина Ермолаевна, вставшая проводить гостя, перекрестила Сашу.

– Дай тебе Господь счастья.

В городе ни у кого и мысли не возникло поинтересоваться о нем у Калугиных.

Ни Лиза, ни Екатерина Ермолаевна, ни Александр не знали и не могли знать, что пройдет несколько лет и Беленко сполна отдаст свой долг семье Калугиных.

Через год Юрочка поправился. Худеньким он так и остался, но стал спокойнее, ночью хорошо спал. В годик пошел, в полтора сказал «мама». А еще через полгода всех родных по именам называл и, тыкая пальчиком в Димину фотографию, говорил «папа».

У Димы дела по службе шли хорошо, до звания старшины дослужился и настойчиво звал Лизу хоть на пару дней к нему в Москву приехать. В июне она засобиралась в дорогу.