– А что ж ты о зарплате ни гугу? У тебя семья, дочь. Ну?
Я пожал плечами. Говорю:
– Работу интересную предлагаете. И с перспективой. А насчет зарплаты? Знаю, не обидите.
Так и стал я помощником директора. Территорией дело не ограничилось. С этим я довольно скоро справился, порядок навел. Потом директор стал мне разные другие поручения давать. То один вопрос решить надо, то другой. Не по производству, конечно. Туда я не лез, место свое знал. Все поручения были по хозяйственной части, по снабжению. И все в своем городе. В Киев, Москву, по министерствам разным я не ездил. Но в Орджоникидзе все ходы-выходы знал и все вопросы решал. Горком комсомола – это ж, знаете, кузница кадров. Время прошло, и многие товарищи мои по комсомолу руководящие или почти руководящие посты в городе заняли. Так что по любому вопросу мне было с кем пообщаться. Это не Ванька незнакомый с улицы зашел! Им тоже от завода кой-чего надо было. Завод-то наш – главный в городе. Так что интерес был обоюдный. Было о чем поговорить, былое вспомнить да и по стопарику между делом выпить. Так что место свое, вполне достойное, я занял. А вскоре почти все заводское снабжение на мне замкнулось.
Тут Димка спохватился, что слишком увлекся. Замолчал, с тревогой взглянул на майора.
Тот улыбнулся, покачал головой и сказал:
– Да, вижу: парень ты не промах. Теперь, если б мне сказали, что был ты заместителем директора завода, я бы поверил. – Он встал. – Ладно, служи. – Пошел к двери. Проходя мимо вскочившего Полякова, похлопал его по плечу. Добавил: – Что ж, удачи тебе. Увидимся.
И вышел.
Определили красноармейца Полякова писарем в продовольственную часть полка. Завел его в просторный кабинет продслужбы старшина роты, слегка подтолкнул в спину, буркнул:
– Вот вам новый писарь. Получайте.
И вышел. На Диму внимательно смотрели две пары глаз: одна женская, другая мужская. Женская – с интересом и приветливо, мужская – настороженно. Женщина была немолодая, полноватая, но симпатичная, в гражданском скромном платье. Мужчина – старшина, в военной форме. Он неторопливо встал из-за стола, подошел к Полякову, покрутил ему пуговицу на гимнастерке и спросил:
– Писарь, значит? А писать умеешь? Сколько классов? А то наговорили тут, чуть ли не министр к нам в писаря пожаловал. Как зовут?
Дмитрий стал по стойке смирно, приложил руку к головному убору, четко доложил:
– Красноармеец Поляков. Прибыл в ваше распоряжение на должность писаря.
Старшина довольно усмехнулся. Тут вмешалась женщина.
– Да брось ты, Ваня, начальство изображать. Вместе работать будем.
Она неожиданно легко встала, подошла к Димке, сказала:
– Меня зовут Мария Сергеевна. А старшину, – кивнула в сторону сердитого мужика, – старшина Суслин. Если захочет, пусть имя свое сам называет. А ты не смущайся. Тебя как зовут?
Она протянула ему удивительно маленькую, аккуратную ладошку. Поляков осторожно пожал ее и сказал:
– Дмитрий. Можно просто Дима.
Мария Сергеевна ободряюще улыбнулась, взяла его за руку и подвела к одному из пустых столов. Кивнула:
– Вот твое рабочее место. Садись. Начальника продслужбы сейчас нет, он позже подойдет, тогда и познакомитесь. А пока осваивайся.
Вмешался старшина:
– Ну, будем работать или не будем, мы еще посмотрим. Давай-ка проверим, как этот писарь пишет. – И к Полякову: – Бери бумагу, пиши. Я диктовать буду.
Взял из шкафа какую-то книгу и начал диктовать. Довольно быстро. Дима еле успевал за ним писать, но делал это молча, не поднимая глаз. Исписал примерно полстраницы. Суслин, не говоря ни слова, подошел, забрал листок и, сев за свой стол, начал читать. Глаза его расширились, он бегал ими то по тексту, то по лицу Димы. Потом замер, долго смотрел на потолок, затем удивленно спросил:
– Маш, так говоришь, сам Буденный прислал нам это чудо?
– Ну да, сам.
Суслин покачал головой и выскочил из кабинета. Но скоро возвратился, кивнул Диме:
– Пошли.
И повел его к Саленко. Зашли. Иван Иванович сидел за столом, рассматривая Димин диктант. Махнул рукой Суслину:
– Иди. Надо будет – вызову.
И Полякову:
– Садись.
Саленко покачал головой, кивнул на Димкину писанину. Сказал:
– Ну ты, брат, даешь. Где ж ты так писать выучился? – Протянул ему исписанный листок. – Сам-то прочесть можешь?
Дима глянул на свои каракули, пожал плечами:
– У нас в семье, кто грамотный, все так пишут. Батя, бывало, напишет чего, а потом меня просит, прочти, мол, я сам своего почерка не разберу. Ну и я так же. А у брата моего старшего, Жорки, еще похлеще будет – вообще ничего не понять. Так что…
– Так что, – перебил его Саленко, – не бывать тебе писарем. Писарей с таким почерком не бывает. Да и с грамотешкой у тебя беда. Десять строчек написал, пять ошибок сделал. Что скажешь, Поляков? Даешь ты, парень. – Снова покачал головой. Посмотрел на него задумчиво. Сказал, как будто про себя: – Да, это я маху дал. Не проверил. – Поднял глаза. Продолжил: – А как же ты работал? На заводе какие-то документы тоже надо было писать?
Дмитрий не смутился: