– Они только похожи на людей. И ведут себя как люди. Но это потому, что их так запрограммировали. Ты можешь подумать, что непись и правда испытывает боль, или радость, или страх, но все это одна только видимость, за ней ничего нет. Только единички и ноли, да кое-какой алгоритм. Вот и все.
– Ага, – подтвердил воин и встал на ноги. – Ну, я уже все здоровье восстановил. Пойду, пожалуй, у меня в реале сейчас полдвеннадцатого ночи.
– Спать будешь? – спросила эльфийка.
– Нет, к экзаменам готовиться.
– Я тоже скоро пойду, чуть попозже. У нас еще только восемь с половиной, время детское.
– Ты из Питера, что ли?
– Нет, из Хайфы. А ты откуда? Эй, я к тебе обращаюсь! Уснул, что ли?
– А? – рейнджер поднял голову. – Я? Я из Бродервилля… то есть, я хотел сказать…
Договорить он не успел. Свистнул в воздухе двуручный топор, рейнджер коротко вскрикнул, а затем его рассеченное надвое тело замерцало и исчезло. На траве остались только лук, кинжал, да пригоршня монет.
– Ну зачем ты так? – укоризненно произнесла эльфийка.
– А-ах, хорошо-о-о! – Воин блаженно потянулся. – Вот и поднялся на уровень… Ты что-то сказала?
– Да нет, ничего особенного. Жалко парнишку. Совсем как настоящий был.
– Брось, нашла о ком жалеть. Он мне сразу не понравился, вялый какой-то. Ты вещи будешь брать?
– Кинжал возьму. А лук мне не нужен.
– Ну тогда лук мне будет, в городе продам. Только не сейчас, а завтра. Мне еще социологию учить.
– Ни пуха ни пера!
– К черту.
«Из ковчега…»
Из ковчега, потягиваясь и позевывая, вышли старик и трое сыновей. Пока сыновья размораживали и выпускали на волю биологические образцы, отец установил на треноге большой телескоп и принялся озирать окрестности.
– Та-ак… – скривился он, обнаружив на дальней горе другой точно такой же ковчег. – Нас, кажется, уже опережают.
Пошарив видоискателем по горизонту, отец засек еще три ковчега.
– А их может быть и больше, – заметил он, складывая телескоп. – Нам придется торопиться.
Вздохнув, он подошел к сыновьям.
– Ты! – сказал отец и ткнул пальцем в старшего. – Занимайся исследованиями. Для начала открой, пожалуй, письменность. Ты, – он перевел палец на среднего, – приступай к строительству казарм. А на тебе, – кивнул он младшему, – добыча ресурсов. Бери кирку и марш в горы. А я пойду грядки возделывать. И помните, дети, враг не дремлет! Выживет тот, кто первым изобретет порох.
«Каждые сто лет…»
Каждые сто лет условного времени на одном и том же месте, у большого придорожного камня, собиралась компания старых друзей. Собрались они и в этот раз, чтобы поговорить о жизни и вспомнить, какая она была раньше.
Паладин 223-го уровня жаловался, что уже несколько месяцев не встречал достойного противника. И вообще никакого не встречал. Так сильна его святая аура, что все враги разбегаются загодя, стоит ему появиться в трех полетах стрелы от них.
Бард 181-го уровня с грустью вспоминал те времена, когда мог петь и плясать просто так, ради удовольствия, или за мелкую медную монетку. Сейчас же, стоит ему лишь тронуть струны и открыть рот – непременно кто-нибудь уснет или преисполнится боевой ярости. Какие уж там народные мелодии, когда народу нужна моральная поддержка.
Клирик 250 уровня плакался друзьям в кольчужные жилетки. Он еще сто шестьдесят уровней назад дослужился до статуса полубога, а сейчас и сам не понимает, кто же он такой. Но его боги уже откликаются на свист.
Торговец 199 уровня горестно сообщил, что ему уже нечего покупать и некому продавать. Все известные торговые точки и так принадлежат ему, а ежедневный доход исчисляется семизначной цифрой. Куда все это девать?
Вор 300 уровня тоже был где-то здесь, но его, конечно, никто не видел и не слышал, так что не известно доподлинно, на что он жаловался и жаловался ли вообще. Может, на то, что его, такого скрытного, теперь вовсе перестали замечать, даже если он орет в самое ухо?
Маг запредельного уровня вздыхал о том, что совершенно нечего осталось желать. Он овладел решительно всеми доступными техниками, изучил все тайны бытия – и превратился в мрачную одиозную фигуру, которой все избегают. Слишком могуч, слишком страшен, слишком мудр. Страшно далек от народа.
Герои сидели и предавались печальным размышлениям.
А наутро возле придорожного камня невесть откуда появилась новая таверна. Словно всегда тут стояла.
Огромный добродушный трактирщик нарезал тяжелым мечом хлеб и ветчину. Высокий хрупкий музыкант играл на свирели. Пухлый веселый монах с пьяной щедростью угощал всех желающих пивом, заигрывал с официантками и небрежно отпускал грехи направо и налево. Заезжий торговец с горящими глазами азартно просаживал в кости свои сбережения. Бродячий фокусник доставал из шляпы кролика и запихивал его обратно. Пьяные посетители утверждали, что здесь даже свой домовой имеется, его иногда можно было заметить в глубокой тени, краем глаза. Таверна дышала покоем и уютом, и вокруг нее на целых три полета стрелы не водилось ни разбойников, ни хищных зверей. Сюда непременно сворачивали путники, чтобы выпить кружку-другую пива и обсудить свежие новости.