Сеанс превысил отведенное время. Он длился почти два часа. Когда наше время истекло, мы назначили дату новой встречи на ближайшее время. Я спросил, можно ли ее обнять.
- Да, конечно.
Я слегка ее обнял и поблагодарил
На улице я растерялся. Куда ни глянь, повсюду невероятные рестораны и магазины, я мог гулять, заглядывать в витрины, дать себе время осмыслить всё, что я сказал и услышал.
Но это, конечно, невозможно.
Не хотелось вызвать переполох.
Психотерапевт, так получилось, виделась с Тигги. Поразительное совпадение. Самый маленький из всех возможных миров. Так что на следующем сеансе мы говорили о Тигги, о том, как она заменила нам с Уиллом маму, как мы с Уиллом часто видели в женщинах замену маме. Как часто женщины охотно брали на себя эту роль.
Я признал, что благодаря заменяющим матерям чувствовал себя лучше, но и хуже, потому что меня мучило чувство вины:
- Что подумала бы мамочка?
Мы поговорили о чувстве вины.
Я рассказал о мамином опыте психотерапии, как я его понимал. Психотерапия ей не помогла. На самом деле, сделала только хуже. Так много людей охотились за ней, использовали ее, в том числе - и психотерапевты.
Мы говорили о маминых принципах воспитания. Иногда она могла быть сверхзаботливой матерью, а потом исчезала на длительное время. Мне казалось важным это обсудить, но я воспринимал это и как предательство.
Чувство вины усилилось.
Мы говорили о жизни в мыльном пузыре Великобритании, о жизни в мыльном пузыре королевской семьи. Мыльный пузырь внутри мыльного пузыря - это невозможно объяснить никому, кто не пережил такое. Люди просто не понимали: они слышали слово «королевский» или «принц» и переставали рассуждать здраво:
- А, ты ведь принц - у тебя нет проблем.
Они полагали...нет, их научили...что всё это - сказка. Мы не были для них человеческими существами.
Писательница, которой многие британцы восхищались, автор толстых исторических романов, получивших множество премий, написала о моей семье эссе, в котором утверждала, что мы - просто...панды:
«У нашей королевской семьи нет таких проблем с размножением, как у панд, но панд и членов королевской семьи в равной мере дорого содержать, и они плохо приспособлены к современным реалиям. Но разве они не интересны? Разве не приятно за ними наблюдать?».
Никогда не забуду, как очень уважаемый публицист написал в очень уважаемом издании, что «безвременная смерть» моей матери «спасла нас всех от невыносимой скуки». (В этот же эссе он пишет о «свидании Дианы с тоннелем»). Но эта острота про панд меня поражает остротой восприятия и исключительным варварством. Мы действительно жили в зоопарке, но, будучи солдатом, я знал, что превращение людей в животных, их расчеловечивание - первый шаг к угнетению и разрушению. Если даже прославленный интеллектуал сбросил нас со счетов, как животных, чего ждать от мужчины или женщины на улице?
Я рассказал психотерапевту, как это расчеловечивание подействовало на меня в первой половине моей жизни. Но сейчас расчеловечивали Мег - ненависти было еще больше, еще больше колкостей, и расизм. Я рассказал ей о том, что видел и слышал, чему был свидетелем последние несколько месяцев. В какой-то момент я сел на кушетке и наклонил голову, чтобы посмотреть, слушает ли она. У нее рот был открыт от удивления. Она всю жизнь прожила в Великобритании и думала, что всё знает об этой стране.
А на самом деле не знала.
В конце сеанса я спросил, каково ее профессиональное мнение:
- То, что я чувствую, это - нормально?
Она рассмеялась. А что вообще нормально?
Но признала, что одно совершенно очевидно - я оказался в очень необычных обстоятельствах.
- Думаете, я - личность, склонная к зависимостям?
Точнее, я хотел узнать, где я был бы сейчас, если бы был склонен к зависимостям?
- Сложно сказать. Это всё - гипотезы.
Она спросила, принимаю ли я наркотики.
Да.
Я рассказал ей несколько дичайших историй.
- Удивительно, что вы - не наркоман.
Если было в мире что-то, от чего я испытывал безусловную зависимость, это - пресса. У меня непреодолимая тяга - читать прессу и злиться на нее.
Я рассмеялся:
- Это - правда. Но они ведь - такое дерьмо.
Она тоже рассмеялась:
- Так и есть.
Я всегда считал, что Крессида сотворила чудо, раскрыв меня, освободив мои подавляемые эмоции. Но на самом деле она только начала сотворение чуда, а теперь психотерапевт его завершила.
Всю жизнь я говорил людям, что не помню прошлое, не помню маму, но никогда не рассказывал о картине в целом. Моя память была мертва. Теперь, после многих месяцев терапии, моя память начала дергаться, брыкаться, плеваться.
Моя память ожила.
Иногда я открывал утром глаза и видел, что мама...стоит передо мной.
Ко мне вернулась тысяча образов, некоторые - столь яркие, как голограммы.