Запасной

  Он ничего не ответил.

  А она ответила. Без околичностей. Вскоре после наших частных встреч она начала игру с дальним прицелом, кампанию, целью которой был брак, а со временем - и корона. (Мы предполагали, что всё это делалось с папиного благословения). Во всех изданиях начали появляться статьи о ее частном разговоре с Уиллом, в статьях этих были мелкие точные подробности, о которых, конечно, Уилл не рассказывал.

  О них мог рассказать только другой присутствовавший на встречах человек.

  И придали эти подробности огласке, очевидно, по совету нового пиар-менеджера Камиллы, которого папа нанял по ее просьбе.

  16.

  Весной 1998-го года я окончил Ладгроув и в начале осени поступил в Итон.

  Глубочайшее потрясение.

  Думаю, Итон, самая лучшая в мире школа для мальчиков, был создан для того, чтобы вызывать шок. Должно быть, шок был частью его исходного назначения, даже, возможно, был предусмотрен инструкциями, которые дал первым архитекторам основатель школы, мой предок Генрих VI. Он считал Итон чем-то вроде раки для мощей, священным храмом, поэтому хотел, чтобы здание подавляло, чтобы посетители чувствовали себя смиренными и униженными паломниками.

  В моем случае эта цель была достигнута.

  (Генрих даже пожертвовал школе бесценные реликвии, среди прочего - частицу Тернового венца Иисуса. Один великий поэт назвал Итон «Священной сенью Генриха»).

  С течением веков миссия Итона стала несколько менее благочестивой, а вот курс обучения стал просто неумолимым. Вот почему теперь Итон называется просто...Школой. Для людей сведущих не существует другого выбора. В аудиториях Итона выковали восемнадцать премьер-министров и тридцать семь кавалеров Ордена королевы Виктории. Этот рай для гениальных мальчиков грозился стать чистилищем для одного негениального мальчика.

  Ситуация прояснилась на моем первом уроке французского. Меня поразило то, что учитель весь урок без перерыва тараторил на французском. Почему-то он решил, что все мы свободно говорим по-французски.

  Может быть, все остальные так и говорили. Но я? Свободно? Потому что получил проходной балл на вступительном экзамене? Отнюдь, au contraire, mon ami!

  Потом я подошел к нему и объяснил, что произошла ужасная ошибка и я попал не в тот класс. Он сказал, чтобы я расслабился, что я быстро подтяну язык. Он не понимал, он верил в меня. Я пошел к старшему воспитателю и умолял его перевести меня в класс, где не так бегло говорят по-французски, к более сдержанным ученика, как я, exactement comme moi.

  Он выполнил мою просьбу. Но это был паллиатив.

  Не раз я признавался учителю или одноклассникам, что я - не просто не в том классе, а вообще не в том месте. Я всё время об этом думал, прикидывал разные варианты. Они всегда говорили одно и то же: «Не волнуйся, все будет хорошо. И не забывай, ты всегда можешь обратиться за помощью к брату!».

  Я и не забывал. Уилл сазал, чтобы я притворился, что мы с ним не знакомы.

  - Что?

  - Ты меня не знаешь, Гарольд. А я не знаю тебя.

  Он объяснил, что в течение последних двух лет Итон был его храмом. Не нужен ему маленький братик, который будет таскаться за ним. приставать с вопросами, пытаться проникнуть в его круг общения. Он ковал свою собственную жизнь, и не собирался от нее отказываться.

  Всё это не было новостью. Уилл всегда ненавидел, если кто-то ошибочно думал, что мы с ним идем в комплекте. Он злился, когда мама одевала нас в одинаковые костюмчики. (Кроме того, в выборе детской одежды она была склонна к крайностям, так что часто мы походили на близнецов из «Алисы в Стране чудес»). Я почти не обращал на это внимания, меня особо не волновала одежда, моя или чья-то чужая. Пока мы не носили килты, под которые задувает ветер, и этот надоедливый кинжал в гольфе, меня всё устраивало. Но для Уилла была чистейшим мучением необходимость надеть такой же блейзер и такие же облегающие шорты, как у меня. А теперь ему приходилось еще и ходить в ту же школу - просто сущее убийство.

  Я сказал, чтобы он не беспокоился:

- Я забуду, что когда-то был с тобой знаком.

  Но в Итоне это было нелегко. Думая, что оказывают нам услугу, нас поселили под одной чертовой крышей, в Усадьбе.

  По крайней мере, я жил на первом этаже.

  Уилл жил наверху, со старшими мальчиками.

  17.

  Многие мальчики в Усадьбе были столь же «доброжелательны», как Уилл. Но их непринужденность выбивала меня из колеи больше, чем равнодушие. Даже мои ровесники вели себя так, словно родились на территории школы. В Ладгроуве были свои проблемы, но я хотя бы знал, как выйти из сложной ситуации, знал, как обхитрить Пэт, знал, когда раздают конфеты, как пережить дни написания писем. Со временем я выцарапал себе путь на вершину пирамиды Ладгроува. А здесь, в Итоне, я снова оказался на дне.

  Всё надо было начинать сначала.

  И без моего лучшего друга Хеннерса. Он пошел в другую школу.