Запасной

  Когда мне было примерно семь-восемь лет, папа поехал в Стратфорд и произнес пылкую апологию Шекспиру. На том месте, где родился и умер величайший писатель Британии, папа обрушился с обвинениями на школы за пренебрежение пьесами Шекспира, сокрушался, что Шекспир исчез из британских классов и из коллективного бессознательного нации. Эту пылкую речь папа усеял цитатами из «Гамлета», «Макбета», «Отелло», «Бури», «Венецианского купца», он вырывал строки из разреженного воздуха, словно лепестки одной из собственноручно выращенных роз, и бросал их аудитории. Это было позерство, но вовсе не пустое. Папа хотел донести мысль: «Вы все должны быть способны так делать. Вы все должны знать эти строки. Они - наше общее культурное наследие, мы должны их защищать и лелеять, а вместо этого мы позволяем им погибнуть».

  Я всегда понимал, что папу очень расстраивает моя причастность к орде, пренебрегающей Шекспиром. Я пытался измениться. Открывал «Гамлета». Хм: одинокий принц, одержимый тенью мертвого отца, наблюдает, как мать влюбляется в узурпатора власти его умершего отца...?

  Я с грохотом захлопывал книгу. Нет уж, спасибо.

  Папа никогда не прекращал свою борьбу за правое дело. Он начал проводить больше времени в Хайгроуве, своем поместьи в Глостершире площадью 350 акров, а оно находилось совсем рядом со Стратфордом, так что он взял себе за правило время от времени возить меня туда. Мы приезжали без предупреждения, смотрели пьесу, которая шла в тот день - для папы это не имело значения. Для меня - тоже, хоть и по другой причине.

  Всё это было сущей пыткой.

  Сначала я долго не понимал, что происходит и что говорят на сцене. А когда понял, это оказалось для меня еще хуже. Слова пылали. Слова тревожили. С чего бы мне хотелось слушать об убитом горем королевстве, «влекомом на вершину скорби»? Вот что я думал в августе 1997 года. С чего бы мне захотелось размышлять о том непреложном факте, что всё живое должно умереть, «естественным путем вернуться в вечность...»? У меня не было времени думать о вечности.

  Помню, одно литературное произведение мне понравилось, я им даже наслаждался - это был тонкий американский роман. «О мышах и людях» Джона Стейнбека. Нам его задали читать на отделениях английского.

  В отличие от Шекспира, Стейнбек не нуждался в переводчике. Он писал на понятном простом разговорном языке. И главное, был лаконичен. «О мышах и людях» - 150 бойких страниц.

  Меня привлекал развлекательный сюжет. Два чувака, Джордж и Ленни, слоняются по Калифорнии в поисках работы, чтобы собраться с силами, пытаясь преодолеть свою ограниченность. Оба они - не гении, но проблема Ленни, кажется, посерьезнее низкого IQ. Он носит в кармане дохлую мышь и гладит ее пальцем, чтобы успокоиться. Кроме того, он так сильно любит щенка, что убивает его.

  Это была история о дружбе, о братстве и толерантности - в романе было много тем, которые оказались мне созвучны. Джордж и Ленни напоминали меня и Уилла. Два приятеля-кочевника вместе преодолевают испытания и прикрывают друг друга. Один из героев Стейнбека говорит: «Парню нужен кто-то, рядом с кем можно быть. У парня срывает крышу, если у него никого нет».

  Так и есть. Я хотел разделить это с Уиллом.

  К сожалению, он по-прежнему делал вид, что со мной не знаком.

  21.

  Должно быть, это была ранняя весна 1999 года. Я должен был поехать домой из Итона на выходные.

  Я проснулся и увидел, что папа сидит на краю моей постели, чтобы снова поговорить об Африке.

  - В Африку, папа?

  - Да, мальчик мой.

  - Зачем?

  Он объяснил, что это - всё та же старая проблема. Меня ждали длинные школьные каникулы, до Пасхи, и что-то со мной надо было делать. Поэтому - Африка. Ботсвана, если быть точным. Сафари.

  - Сафари! С тобой, папа?

  Нет. К сожалению, на этот раз он не полетит. Но Уилл полетит.

  О, прекрасно.

  Папа добавил, что с нами в качестве африканского гида поедет кое-кто особенный.

  - Кто, папа?

  - Марко.

  Марко? Я плохо знал этого человека, хотя слышал о нем хорошее. Он был телохранителем Уилла, и Уилл, кажется, очень его любил. Его все любили, если уж на то пошло. Папины сотрудники сошлись во мнении, что Марко - лучший. Самый жесткий, самый решительный и энергичный.

  Давний уэльский телохранитель. Интересный рассказчик. Настоящий мужчина до мозга костей.

  Меня так взволновала перспектива этого сафари под руководством Марко - не знаю, как я пережил оставшиеся недели в школе. На самом деле не помню, чтобы я их пережил. Память выключилась сразу же после того, как папа сообщил эту новость, потом включилась снова, когда я садился на борт реактивного самолета «Британских авиалиний» с Марко, Уиллом и Тигги - одной из наших нянь. Точнее, это была наша любимая няня, хотя Тигги терпеть не могла, когда ее так называли. Она бы голову откусила любому, кто попытался ее так назвать. «Я - не няня, я - ваш друг!».