Запасной

  Эту неделю я прожил с широко открытыми глазами. Наверное, я не переставал улыбаться даже во сне. Если бы меня переместили в Юрский период, я и то не испытывал бы столь благоговейного ужаса, и пленили мое воображение не только тиранозавры рексы. Мне нравились и мельчайшие существа. И птицы. Благодаря Ади, несомненно, самому смекалистому гиду в нашей группе, я начал различать грифов с капюшоном, египетских цапель, нубийских пурпурных щурок, орланов-крикунов в полете. Даже жуки были неотразимы. Ади учил меня дейсвительно их видеть. Смотри вниз, говорил он, замечай разные виды жуков, восхищайся красотой личинок. Оцени барочную красоту термитников - это самые высокие сооружения, которые строят живые существа, не считая людей.

  - Так много нужно узнать, Гарри. Оценить.

  - Ты прав, Ади.

  Когда мы с ним бродили по округе, каждый раз натыкались на свежий остов, по которому ползали личинки или рядом с которым копошились дикие собаки, или спотыкались о гору слоновьего навоза, из которого росли грибы, похожие на колпак Артфула Доджера, Ади никогда не пугался:

- Круговорот жизни, Гарри.

  По словам Ади, самым волшебным животным среди нас была вода. Окаванго тоже была живым существом. В детстве он прошел ее с отцом по всей длине, они несли с собой только спальные мешки. Он знал Окаванго вдоль и поперек, испытывал к реке нечто вроде романтической любви. Ее поверхность была щекой без пор, которую он часто легонько поглаживал.

  Но, кроме того, он испытывал по отношению к реке нечто вроде чувства сдержанного благоговения. Уважение. Говорил, что в речных глубинах таится смерть. Голодные крокодилы, разъяренные бегемоты - все они были там, в темноте, только и ждали, когда ты споткнешься. Бегемоты убивали пятьсот человек в год - Ади постоянно вдалбливал это мне, и спустя много лет я слышу его голос: «Никогда не заходи в темную воду, Гарри».

  Однажды ночью возле костра гиды и охотники обсуждали реку, громко рассказывали истории о том, как ее переехали, пересекли вплавь и на лодке, как ее боялись - все перекрикивали друг друга. Я всю ночь слушал эти рассказы о мистике реки, о ее сакральности и таинственности.

  Раз уж речь зашла о таинственности... В воздухе витал аромат марихуаны.

  Рассказы становились всё громче и глупее.

  Я спросил, можно ли мне попробовать.

  Все заржали:

- Вали отсюда!

  Уилл посмотрел на меня с ужасом.

  Но я не собирался отступать. Начал настаивать. Сказал, что у меня есть опыт.

  Все оглянулись:

- Неужели?

  Я похвастался, что недавно мы с Хеннерсом купили два блока «Smirnoff Ice» по шесть бутылок в каждом и пили, пока не отключились. Кроме того, Тигги часто разрешала мне пригубить из ее фляги во время походов. (У нее всегда была при себе сливовая настойка). Некоторые факты касательно своего опыта я решил утаить.

  Взрослые обменялись лукавыми взглядами. Один из них пожал плечами, свернул новый косяк и передал его мне.

  Я сделал затяжку. Закашлялся, рыгнул. Африканская трава оказалась намного забористее, чем итонская. И приход от нее больше.

  Ну ладно, я ведь - мужчина.

  Нет, на самом деле я - по-прежнему младенец.

   «Косяк» оказался просто свежим базиликом, завернутым в кусочек тонкой сигаретной бумаги.

  25.

  Хью и Эмили были старинными папиными друзьями. Они жили в Норфолке, мы часто ездили к ним в гости на одну-две недели летом и на школьные каникулы. У них было четверо сыновей, и нас с ними постоянно стравливали, как стаю питбулей.

  Мы играли в игры. Один день - прятки, второй - «Захват флага». Но в какую бы игру мы ни играли, она всегда становилась поводом для масштабной потасовки, победителей не было, поскольку не было правил. Таскание за волосы, выцарапывание глаз, выкручивание рук, удушающие захваты - в любви и на войне все средства были хороши в сельском домике Хью и Эмили.

  Как самый юный и низкорослый, я всегда получал больше всего тумаков. Но я всегда усугублял конфликт, всегда нарывался, так что заслуживал всё то, что мне доставалось. Синяк под глазом, фиолетовая царапина, распухшая губа - меня это не волновало. Наоборот. Наверное, мне хотелось выглядеть крутым. Наверное, мне просто хотелось почувствовать хоть что-то. Какова бы ни была моя мотивация, моя нехитрая философия, когда дело доходило до потасовки, звучала так: «Еще, пожалуйста».

  Нас было шестеро, и мы скрывали свои притворные битвы под историческими названиями. Дом Хью и Эмили часто превращался в Ватерлоо, Сомму, Роркс-Дрифт. Помню, как мы бросались в атаку друг на друга с криками: «Зулусы!».