Запасной

  Это произошло в Балморале. Раннее утро, туман на холмах и в лощинах. Моему проводнику Сэнди было тясячу лет. Выглядел он так, словно охотился еще на мастодонтов. «Настоящий олдскул» - вот как мы с Уиллом характеризовали его и подобных ему джентльменов. Сэнди разговаривал олдскульно, пах олдскульно, и, конечно же, олдскульно одевался. Выцветший камуфляж поверх потрепанного зеленого свитера, брюки «гольф» из балморалского твида, носки в катышках, ортопедические ботинки из гортекса. На голове красовалась классическая кепка втрое старще меня, коричневая от вековых наслоений пота.

  Я всё утро крался вслед за ним по болотам и вересковым пустошам. Впереди появился мой олень. Медленно подбираясь к нему всё ближе, мы, наконец, остановились и начали наблюдать, как олень жует сухую траву. Сэнди убедился, что мы по-прежнему стоим с подветренной стороны.

  Он указал на меня, потом - на мое ружье. Время пришло.

  Отошел назад, освобождая для меня место.

  Поднял бинокль. Я услышал его дребезжащий голос, медленно прицелился и нажал на спусковой крючок. Резкий громовой треск. Потом - тишина.

  Мы стояли неподвижно, потом пошли вперед. Когда мы подошли к оленю, я успокоился. Его глаза уже были затуманены. Волнуешься, что нанес лишь поверхностную рану, и бедное животное будет вынуждено скрыться в лесу, будет мучиться там в одиночестве много часов. Глаза оленя мутнели всё больше, Сэнди встал на колени, достал свой блестящий нож, сделал надрез на коже и полоснул по животу. Потом кивнул мне, чтобы я тоже встал на колени. Я так и сделал.

  Я думал, что мы собираемся молиться.

  Сэнди цыкнул на меня:

- Ближе!

  Я подполз на коленях ближе, достаточно близко для того, чтобы почувствовать запах подмышек Сэнди. Он ласково положил руку мне на шею, теперь я подумал, что он собирается меня обнять, поздравить: «Молодец, парень». Вместо этого он толкнул мою голову на тушу.

  Я попытался вырваться, но Сэнди продолжал меня толкать. Меня шокировала его безумная сила. И адский запах. Мой желудок изверг сегодняшний завтрак. «Пожалуйста, ну пожалуйста, не надо, чтобы меня стошнило в тушу оленя». Минуту спустя я уже не чувствовал никаких запахов, потому что не мог дышать. Мой нос и рот были полны крови, кишок и глубоко печальной теплоты.

  Ну вот, подумал я, это и есть смерть. Окончательное помазание кровью.

  Теперь я это себе представляю.

  Я обмяк. Всем пока.

  Сэнди меня оттащил.

  Мои легкие наполнились свежим утренним воздухом. Я начал вытирать лицо, с которого текла кровь, но Сэнди схватил меня за руку.

  - Нет, парень, не надо.

  - Что?

  - Пусть высохнет, парень! Пусть высохнет!

  Мы связались по рации с военными в долине. К нам отправили лошадей. В ожидании мы взялись за роботу - осуществили полную гралохацию оленя (это древнешотландское слово, означающее эвисцерирование). Мы удалили желудок, ненужные куски разбросали по холму для ястребов и канюков, вырезали печень и сердце, отрезали пенис, осторожно, чтобы не повредить жилу, которая зальет вас мочой - этот смрад не отмыть и в десяти хайлендских ваннах.

  Прибыли лошади. Мы погрузили выпотрошенного оленя на белого жеребца, громко стучавшего копытами, и плечом к плечу пошли в замок.

  Когда мое лицо высохло и желудок вернулся в норму, я непомерно возгордился собой. Я хорошо справился с оленем, так, как меня учили. Один выстрел, прямо в сердце. Мгновенное убийство не только безболезненно - оно еще и сохраняет мясо. Если бы я только ранил его, или если бы позволил ему нас заметить, его сердце бешено заколотилось бы, кровь наполнилась бы адреналином, его стейки и филе стали бы непригодны в пищу. В крови на моем лице не было адреналина - благодаря моей меткости.

  Кроме того, я принес пользу Природе. Регулируя количество оленей, вы спасаете их популяцию в целом, благодаря этому им хватит еды зимой.

  И наконец, я принес пользу сообществу. Большой олень в кладовой - много хорошего мяса для тех, кто живет в окрестностях Балморала.

  Мне прививали эти добродетели с младых ногтей, но теперь я пережил их на практике, и чувствовал их на своем лице. Я не был религиозен, но эта «кровь на лице» означала для меня крещение. Папа был глубоко религиозен, он каждый вечер молился, но в это мгновение я тоже почувствовал, что Бог - рядом. Папа говорил: «Если любишь Природу, обязательно поймешь, когда нужно оставить ее в покое, а когда нужно ею управлять, управление значит отбраковку, а отбраковка значит убийство. Всё это - своего рода религиозный обряд».

  В кладовой мы с Сэнди сняли одежду и проверили друг друга, нет ли у нас клещей. Маралы в этих лесах были к ним привычны, а если клещ запрыгнет на твою ногу и заберется глубоко под кожу, может добраться даже до яичек. Одного беднягу-лесника недавно сразила болезнь Лайма.

  Я был в панике. Каждая веснушка выглядела, как предвестие фатума.

  - Это - клещ? А это?

  - Нет, парень, нет!

  Я оделся.

  Повернувшись к Сэнди, чтобы попрощаться, я поблагодарил его за опыт. Хотел пожать ему руку, обнять. Но тихий спокойный внутренний голос сказал мне: «Нет, парень. Нет».

  28.