Запасной

  Понимаю, что для человека, привязанного к своему «я» и своей идентичности, это может оказаться тяжелым опытом. Но не для меня. Меня только веселило это ощущение - медленно и неуклонно я уменьшался до своей истинной сущности, всё наносное удалялось, оставалось только жизненно необходимое.

  Немного похоже на жизнь в Тулумбилле. Но еще более концентированно.

  Я воспринимал всё это как огромный подарок от цветных сержантов и от Великобритании.

  Я любил их за это. Вечером, перед отбоем, я мысленно их за это благодарил.

  55.

  По истечении этих пяти недель, после закрытия учебно-тренировочного лагеря, цветные сержанты сбавили обороты. Самую малость. Теперь они не так часто на нас кричали. Они обращались с нами, как с солдатами.

  В таком случае, пришло время узнать о войне. Как воевать и как победить. Были и запутанно-скучные занятия в аудитории. А самый смак - тренировки, во время которых мы изучали различные способы быть убитыми или нет, в зависимости от обстоятельств.

  Это называлось «ХБРЯ». Химическое, биологическое, радиационное, ядерное оружие. Мы тренировались надевать средства индивидуальной защиты, снимать их, мыть и вытирать яд и всякую другую мерзость, которую могут бросить, полить или распылить на нас. Мы рыли бесконечные окопы, надевали противогазы, сворачивались в позе зародыша, снова и снова репетировали «Апокалипсис».

  В один прекрасный день цветные сержанты собрали нас возле здания из красного кирпича, которое превратили в камеру со слезоточивым газом. Нам приказали зайти внутрь, включили газ. Мы сняли противогазы, снова надели, снова сняли. Если не будете делать это быстро, газ проникнет в рот и в легкие. Но всегда делать это быстро не получится - вот в чем проблема, так что в конце концов все наглотались газа. Предполагалось, что эти упражнения связаны с войной, но для меня они были связаны со смертью. Лейтмотивом армейских учений была смерть. Как ее избежать, но также - как встретить ее с открытым забралом.

  Естественным, почти необходимым казалось то, что нас посадили в автобусы и отвезли на военное кладбище Бруквуд, где мы постояли у могил, послушали стихотворение «Павшим».

  Стихотворение было написано еще до ужасных войн двадцатого века, так что ему была присуща некая наивность.

   «Они не состарятся, как стали мы старыми.

  Не тронет их время - ему неподвластны они...».

  Удивительно, насколько наше военное обучение изначально было связано с поэзией. Слава смерти, красота смерти, необходимость смерти - эти концепции вдалбливали нам в голову вместе с навыками избежания смерти. Иногда - недвусмысленно, иногда - наглядно. Каждый раз, когда нас водили в церковь, мы видели высеченную в камне цитату «Dulce et decorum est pro patria mori». .

  Смерть за отечество отрадна и славна.

  Стихи древнеримского поэта в изгнании потом переиначил молодой британский солдат, погибший за родину. Переиначил в ироническом ключе, но нам об этом никто не сказал. На этом камне их, конечно, высекли безо всякой иронии.

  Поэзию я любил не намного больше, чем историю. И психологию. И военную стратегию. Вздрагиваю, вспоминая эти долгие часы, эти тяжелые стулья в Зале Фарадея и в Зале Черчилля, чтение книг и запоминание дат, анализ знаменитых битв, написание эссе о самых эзотерических концепциях военной стратегии. Для меня это были самые сложные испытания в Сандхерсте.

  Будь у меня выбор, я бы провел еще несколько недель в учебно-тренировочном лагере.

  В Зале Черчилля я не раз засыпал.

  - Эй вы там, мистер Уэльс! Вы спите!

  Нам советовали, если хочется спать, подпрыгнуть, чтобы разогнать кровь. Но это был слишком противоречивый совет. Вставая, вы сообщали инструктору, что он или она нагоняет скуку. В каком настроении они будут ставить оценку вашей очередной работе?

  Недели сливались в одно целое. На девятой или десятой недели мы изучали штыковую атаку. Зимнее утро. Поле в Кастельмартене, Уэльс. Цветной сержант включил на полную громкость зубодробительный панк-рок, чтобы поднять наш боевой дух, мы побежали к куклам в виде мешков с песком, начали колоть их и кричать: «УБЕЙ! УБЕЙ! УБЕЙ!».

  Когда прозвучал свисток и атака закончилась, некоторые парни не смогли остановиться. Они кололи и кололи свои мешки с песком. Мы заглянули на темную сторону человеческой природы. А потом рассмеялись и сделали вид, что не видели то, что только что увидели.

  На двенадцатой неделе, или, может быть, на тринадцатой, были пистолеты и гранаты. Я хорошо стрелял. Я стрелял в кроликов, голубей и белок из 22-го калибра с двенадцати лет.

  А теперь я начал стрелять еще лучше. Намного лучше.

  56.

  В конце лета нас отправили в Уэльс и подвергли суровому испытанию под названием «Большая досягаемость». Безостановочный марш, марш с полной выкладкой, переброс за несколько дней, подъемы и спуски в пустынной сельской местности с тяжелой амуницией на спине, вес которой равнялся весу подростка. При этом Европа изнывала от аномальной жары, и мы попали на пик волны, в самый жаркий день года.

  Пятница. Нам сказали, что учения продлятся до вечера воскресенья.