Запасный выход

Новый дизайн, слова-вспышки, яркие цветовые пятна. Большие цифры. Цифры считываются легко и быстро. Двенадцать лучших… восемь самых вкусных… пять новых… Это напоминало цитаты из средневекового тибетского медицинского трактата «Чжуд-Ши». Заслуженный журнал с полуторавековой историей и путеводители стараниями главного редактора выглядели настолько современно, были настолько грамотно сделаны, что нащупать их взглядом в киосках печати или книжных магазинах было невозможно среди таких же ярких и профессионально исполненных обложек. Забавно, когда старики выглядят по-молодежному и шарят в трендах современной моды, но любим мы их не за это.

За главреда я тоже стыдился, опускал глаза, чтобы не видеть, как он, такой свежий и стильный, в таких узких брючках и в таком большом кабинете с прозрачными стенами ведет доверенный ему корабль к неминуемому и неизбежному, при этом отдает какие-то команды, вырабатывает новые стратегии, чувствует себя профессионалом. Нельзя, конечно, стыдиться за свое начальство и жалеть его, это оскорбительно выглядит, но такой уж я. И поэтому главред всегда смотрел на меня с некоторым сомнением: работу вроде делает хорошо, но мутный.

На меня и прошлый директор мой, в том, прежнем издательстве, для которого я ездил по стране и составлял путеводители, тоже часто поглядывал с сомнением.

Я легко к ним устроился тогда, в прежнее мое издательство, – я всегда легко устраиваюсь на работу и произвожу на людей хорошее впечатление. Мне кажется, что алкоголики в большинстве своем очень милые и симпатичные люди, им по незнанию можно легко довериться.

Со мной поговорили директор и главный редактор, задали несколько вопросов, дали задание сделать пробный маршрут по одному из городов Золотого кольца. Я справился быстро и качественно. И ездить далеко не нужно было – Сергиев Посад под боком, час на электричке из Москвы.

Мне понравилось – я обошел с камерой и штативом вокруг лавры, посетил заодно Музей игрушки, поснимал виды. Побродил и внутри монастыря. Теплый сентябрьский денек, пышные, хорошо поднявшиеся на осенней закваске пирожки облаков по небу, в кофре пара баночек «Золотой Бочки». Белый шатер Зосимы и Савватия Соловецких на фоне синего неба, вообще много белого и золотого на синем фоне, купола, флюгера, паломник с бородой, кормящий голубей у ворот. Сгонял даже на автобусе к Черниговскому скиту, наснимал красного, кирпичного с золотым на синем, опять же, фоне и на фоне желтеющей листвы, прошелся по дорожке, выстланной могильными плитами. Есть там такая.

Хорошая работа – путеводители составлять. А написать текст – так все же мы в институте курсовые писали, только с интернетом это стало гораздо проще.

Шел обратно к остановке от Черниговского скита мимо серой панельной трехэтажки в окружении гаражей и веревок с сушащимся бельем. Рядом – заброшенные корпуса какого-то цеха. На плече кофр со сменными объективами, в руке штатив, с шеи свисает камера. На лавочке у гнилой песочницы двое в трениках, олимпийках и нечищеных туфлях.

– Стой, сука.

Начали вставать и подыскивать слова. Встали, наконец. Не пьяные, просто очень усталые. Каждое действие взвешивается – взвешивается нужность этого действия, выгодность, перспективность. И, по большому счету, если философски глянуть на любое действие, то его тщетность и суетность так выпукло выступают, что ужас охватывает и отчаяние.

Постояли, махнули рукой. И сели обратно. Мир не изменить, не улучшить. И я тоже дальше молча пошел по своим делам. Так вот и разошлись. Я и не думал, что очень скоро и сам стану экономить любое движение и бороться с тщетой любых усилий.

И я стал ездить. Сначала по Золотому кольцу. В свое Золотое кольцо я включил побольше маршрутов, не стал экономить на городах. Дней десять жил в Ярославле, в пустовавшей квартире профессора-филолога, который отдал мне ключи, бродил по самому Ярославлю и по городам вокруг него: по Костроме и Тутаеву, Рыбинску и Ростову. Потом ночевал в тихой, впавшей в беспамятство Нерехте, скрипел снегом в пустом зимнем Угличе, где все хозяева музеев радовались в несезон любому посетителю. А уж автору путеводителя и вовсе оказывали душевный прием. Надолго задержался в Музее водки, где быстро нашел общий интерес с его устроителем.

Я встречал красный морозный рассвет с бутылочкой коньяка в Муроме, грел пиво за пазухой в Юрьеве-Польском, где не было даже гостиницы, закусывал водку огурцами над левитановским вечным покоем у Воскресенской церкви в Плесе. От вечного покоя и мартовского солнышка меня тогда страшно развезло, но к ночи я уже был в Иванове. В Суздале я громко пел с каким-то человеком в санях, в которых катают туристов.