Запасный выход

Вообще, это интересная очень тема – великий лес и ползучее, растительное лесное язычество, проникающее в поддерживаемое государством прогрессивное христианское учение. Невозможно жить в лесу и не быть анимистом. Я мог бы начать пересказывать все то, что прочитал, а потом дополнительно нагуглил в часы утреннего дайвинга, но неохота. Мы никуда не выбирались вместе уже сто лет, последние недели без конца варились в обидах, а теперь расслабленно едем в машине, отходим от ЕГЭ, подачи документов в вуз и всего, что с этим связано.

Когда пытаешься понять своего сына и у тебя это плохо выходит, когда ты видишь, что любимая глядит не на тебя, а только на него, а уголки рта у нее горестно, по-старушечьи смотрят вниз, жизнь кажется сбывшейся совершенно неправильным образом.

По вечерам ссоры стихали от усталости, я когда-то наблюдал, как похожим образом притихает к вечеру лесной пожар, чтобы с утра опять усилиться. И мы снова бессильно глядели, как сын откладывает день за днем подачу документов в университет и смотрит сериалы, наконец, подает, но криво подает, и тут прием документов заканчивается, а нашего сына не принимают.

Скажем спасибо неведомым силам, которые держат в деканатах тетенек, берущих под крыло всех молодых людей – отрешенных и розовощеких, расслабленных и амбициозных, умных и быстрых, влюбленных и не от мира сего. Тетенька по доброй воле идет к универовским программистам, программисты хакают систему, и документы нашего опоздавшего сына оказываются принятыми. Мы тогда на радостях опять поругались.

А теперь любимая рядом в белом платье. Мы в путешествии. Обсуждаем перголу, которую кто-то устроил у своего дома в соседней с нашим селом Васильевке, обсуждаем клумбу с мальвами в Поляках, но мы еще не близки. Мы как будто договорились оставаться лишь добрыми приятелями.

Едем.

Дорожные указатели постепенно погружают нас в неясное бормотание этого пространства на иных языках: Лукмос, Чёмбар, Свинчус, Ерахтур, Лашма, Сынтул, Колпь, Нарма, Дандур, Нинур, Пынсур. Нам по-своему что-то шепчут давно вымершие нацменьшинства – воинственная мурома и кроткая мещера.

Это успокаивающе действует.

За рекой Окой, которая тут делит Лес и Степь, окна деревенских домов поднимаются заметно выше от земли, побеленный кирпич сменяется деревом, выкрашенным в темные цвета. После Касимова и до самого Владимира любое увиденное в окошке место мы видим впервые, об этом приятно думать.

Циклопическая Троицкая церковь на тысячу двести человек в Гусе-Железном, население которого составляет тысячу восемьсот. Отправив боеспособных мужчин сражаться, все женщины, дети и старики этого населенного пункта сегодня вполне могут затвориться от врага в церкви. Заросшие пруды в этом Гусе-Железном, два магазина, где мы покупаем булки и кефир. Все это мы видим впервые и думаем, что теперь это все наше.

Во Владимире навигатор на телефоне ведет нас от Клязьмы на Соборную гору такими узкими и крутыми улочками, что наша маленькая машина то не вписывается в повороты, то чиркает днищем по мостовой на крутых изломах горок.

Золотые ворота, Дмитровский и Успенский соборы, ужин на открытой веранде кафе, прогулка за руку по ночному городу от кафе до наших апартаментов, снятых на ночь. Проезжая Мещеру, перепрыгивая в машине речки по мостам, надо проговаривать вслух: ока лашма сынтул нарма дандур нинур пынсур клязьма. Проговоришь это – и любимая в белом платье многое тебе простит, а ты ей простишь.

И правда, мы с любимой уже чуть ближе друг к другу – ходим ладошка в ладошке, но виду пока не подаем.

Утром открыточная церковь Покрова на Нерли, потом (леса на время отступили) чуть всхолмленные поля с перелесками, срисованные с упаковок молочных продуктов. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, булочки и квас в магазинчике в торговых рядах, земляные валы этого древнего города, внутри которых шиферные крыши домов и сараев, огороды, теплицы, отцветшая картошка, уложенные на грядки стрелки лука, заборы, сушащееся на веревках белье, кошки и спутниковые тарелки. Люди, можно сказать, в кремле живут.

Мы едем в гости в активную конюшню «Вольные кони», а по дороге увидели за вчера и сегодня четыре домонгольских храма. На их стенах – доброжелательные львы, похожие на котов, марширующие птицы, кентавры с телами барсов, «процветшие» хвосты зверей. Селфи на фоне белокаменных резных стен, солнце, лето.

Ночуем в бывшем домике кордегардии на набережной Костромы. В закатных улочках этого города мы окончательно прощаем друг другу единые государственные экзамены нашего сына. В темноте долго сидим за столиком кафе на дебаркадере и смотрим на огоньки по волжской воде. А потом любим друг друга в бывшем домике кордегардии.

Назавтра еще два раза переезжаем через Волгу, оставляем позади Ярославль, нас опять обступили леса. Заезжаем в Середу, узнаем дорогу и, наконец, останавливаемся у круглого беленого дома, верхний этаж которого отведен для людей, а нижний – для лошадей. Дом построен из соломенных блоков и не имеет углов, чтобы те, кто обитают в нем, никогда не могли быть загнаны в угол.