Запасный выход

Лежишь себе с температурой и от слабости всякое такое бестолковое, старческое отрывочно думаешь.

Любка звонит по ветеринарам и разным понимающим в лошадях людям и разговаривает с ними слабым голосом.

У врачей все расписано на недели вперед, никто не хочет ехать из столицы триста двадцать километров по белой равнине и смотреть одного больного коня. Некоторые понимающие люди говорят про колики, которые смертельно опасны, спрашивают, не катается ли он у нас по земле. Настя из Ярославской области предполагает, что в пищеводе застрял кусок еды и его надо попробовать протолкнуть каким-нибудь гибким шлангом. Крючки на зубах? Нет, не может быть – мы только недавно подпилили. Насосы на нёбе? Бурлит ли у него в животе?

Вылезаешь из-под одеял, накидываешь куртку и выходишь сначала на холодную терраску, потом на холодный ветер. Снег режет глаза белизной. Заодно тащишь ведро подогретой на печке воды. С передохами, конечно.

Животное стоит у калитки и ждет тебя, нечеловечески смотрит в тебя глазами с горизонтально вытянутым зрачком. Оно голодно и ждет, что ты утолишь его голод. Греет твои руки дыханием.

А ты стягиваешь шапку, прикладываешься ухом к конскому боку, и тебя знобко передергивает от холодной шерсти.

Вроде что-то бурлит. Это хорошо. Несешь эту информацию Любке. Любка уже заказала витаминно-травяную муку, но ее привезут только через несколько дней.

На следующее утро я безуспешно пробую перемолоть сено через мясорубку. Потом достаю блендер. Наконец сажусь со старыми портняжными ножницами на пол и несколько часов подряд измельчаю сено. Никогда в жизни не резал сено ножницами.

На пальцах мозоли, но я рад – измельченное и размоченное сено Феня съел. И снова сажусь резать. А Любка – шить из старых одеял попону, потому что голодного коня надо греть, хотя мороз и небольшой.

Поскольку я предупреждал, что эти записи, этот мой опыт можно использовать как запасной выход, нужно, наверное, отметить, что такое занятие, как нарезание сена старыми портняжными ножницами для больного коня, ничего нового и полезного не приносит человеку. В отличие от уборки навоза оно не слишком медитативно (скоро начинают натираться мозоли), не способствует развитию осознанности, не снижает тревогу.

На следующий день Любка (она раньше заболела и раньше начала поправляться) уезжает за сто сорок километров в Аликаново, где еще одна Настя, держательница беззубых лошадей, согласилась продать два мешка травяной муки.

И теперь мы кормим исхудавшего, тихого и необыкновенно ласкового коня по пять раз в день жидкой травяной кашей. Он жадно хватает пищу из тазика, она капает у него с губ, вся наша одежда измазана засохшей кашей.

Глаза у него запали, шерсть потускнела. Скулы торчат, ребра, наверное, тоже, но под кособокой заснеженной попоной их не видно. Конь похож на пленного румына.

Доброхоты присылают новые и новые телефоны врачей. И наконец стоматолог Иван из Москвы соглашается доехать до нас. Только с утра он должен сгонять в Истринский район, потом еще в какое-то противоположное Подмосковье, и только после обеда отправится к нам.

В полночь он доезжает до нашего села и звонит мне узнать, как нас найти. Объясняю, что надо свернуть направо с асфальта, потом еще направо с грунтовки и уже по деревенской улице пилить до упора.

Скоро снова звонок:

– Тут нет Деревенской, тут Садовая. Она и есть? А какого хрена тогда говорить «Деревенская»? Нормально нельзя объяснить?

Доехал.

– Еще дальше вы забраться не могли? Знал бы, что за жопа, – не поехал.

Предлагаю помочь ему тащить железный кофр с инструментами.

– Не трогайте мои вещи. Ведите, показывайте коня. Теплой воды приготовьте.

Опять седативное, опять пьяный конь, конская голова на моем плече, зевник, солома под ногами, открытый кофр с инструментами и лекарствами в углу, Любка, глядящая с улицы в неплотно прикрытую дверь, в щелочку, сквозь которую пропущен удлинитель для электрорашпиля.

– Да, крючок большой на заднем зубе. А сверху уже язва от него на десне. Я не знаю, что вам там спиливали, я вижу крючок на последнем зубе. Так, держите нормально.

Держу.

– Вы будете держать голову или нет?

Итак, говорю вам: мы стали слишком слабы. Мы не можем в этом новом мире работать спокойными конскими стоматологами, мы даже не в силах нормально держать на плечах конские головы. При температуре 37,5 мы валяемся пластом, пока Любка ездит в Аликаново за травяной мукой. У нас не хватает сил и времени читать книги, ходить в галереи современного искусства, растить детей. Мы не умеем поддерживать психологическую гигиену и разбираться со своими эмоциями. Мы погружаемся в запои, уезжаем в горячие точки, уходим с головой в лес, в профессию или в соревнование по величине и статусности своих причиндалов и аксессуаров. Лишь бы не видеть этот слишком сложный новый мир. И наше место занимают женщины. Они пишут и читают книжки, воспитывают детей и спасают лошадей, ходят к психотерапевтам и на выставки. У них хватает времени и сил даже на то, чтобы поддерживать нас.