Читаем Запасный выход полностью

В начале кривой Гаусса мы справляемся с нашими страхами, разбираемся в себе, определяемся получше, что именно мы хотим, и так проходим начальный отрезок этой самой гауссианы. Делаем наш выбор. Выбрали американо, например, и каким-то образом (у дяди Жени Катукова свой способ, у нас свой) перед началом подъема уменьшили страх.

Горка становится круче, и тут нас начинает подстерегать еще одна трудность – одиночество. Теперь мало того, что страшно, так еще и некому руку подать.

Мы выбрали американо, а все добрые люди выбирают эспрессо или вообще – блондинок с Достоевским. И мы стоим со своим желанием большого стакана жиденького кофе в полном одиночестве как дураки. Хорошо еще, если как дураки, если мы своим желанием американо не подрываем каких-то важных устоев. Хоть бы кто-то подошел и сказал, что тоже любит американо, что американо полезен для чего-нибудь у нас в организме. Нет, никто нас не хочет поддержать.

Когда мы только закрутили с Любкой, я не мог считаться образцовым выбором – разведенный лесник с ребенком от первой жены и без образования. Девчонки с ее факультета увлекались математиками, еще очень популярны были розовощекие как на подбор физики. А тут – что-то замшелое и отсталое. Конечно, Любке было непросто. И все-таки поддержка случилась – Олька Самойлова, увидав фотографию, на которой я улыбался, сказала: «Ух ты! Зубастый такой, ничего».

Поддержка важна.

Но проходим и этот этап. Храбро карабкаемся, наша энергия растет и растет, мы все ближе к вершине, к встрече и полному контакту с тем, что выбрали.

Наконец, справившись по дороге еще и со своими проекциями, ретрофлексиями и эготизмом, мы добились того, что храбро выбирали. И выпили свой американо. Нас не ударило на выходе из кофейни дверью так, что стаканчик вылетел из рук, мы не обожглись и не обнаружили, что нам налили не тот напиток.

Американо попал внутрь!

Теперь нам нужно ассимилировать наше удовлетворение. Съезжая по второй части кривой вниз, посмотреть, например, в небо, где летят птицы и облака в то время, как желанный кофе плещется в желудке. Если мы хотели именно американо, если мы не ошиблись, то и птицы, и облака начинают приятнее лететь, гармоничнее как-то. И наша энергия довольно затухает.

Это очень важный момент – когда мы отваливаемся от блондинки или от прочитанного Достоевского – расслабиться и вяло понять, что это было то самое, чего хотелось. Что мы добились и довольны полученным. Что в ближайшие пять минут нам вообще ничего не захочется. Даже курить, потому что отдышаться надо.

Посмотрите, как ассимилирует съеденную кашу с мясом наша собака Кучук. Он медленно, прогулочным шагом, облизываясь, идет от тарелки, поворачивает голову направо и налево, но ничто не вызывает его интереса. Он бережно и чутко прислушивается к своему чреву, как беременная женщина к таинственным толчкам изнутри. И энергии у него при этом не больше, чем у спящего сурка. Но удовлетворения много.

Вот именно так должен был бы проходить цикл контакта у стоматолога Ивана, приехавшего в конце января за тридевять земель заработать денег, подпилив зубы коню Фене. И сдать бы ему билет в Красноярск, попить у нас чая с медом и имбирными пряниками, порадоваться полученным восемнадцати тысячам, рассказать какую-нибудь байку из жизни ветеринаров. А то и заночевать, покурить перед сном, посмотреть в небо, найти там Кассиопею, Ориона и его меч, посмотреть, как работает Большая Медведица – загребает звезды, словно землечерпалка, переворачивается вокруг Полярной звезды и рассыпает их обратно по небосклону.

Но времена изменились. Та кривая, которую рисовали ученики Исидора Фромма, уже перевернулась вверх ногами не хуже Большой Медведицы на исходе ночи.

Почему же она перевернулась? Все очень просто.

Нарциссическая гонка и неостановимый поток информации не дают стоматологу Ивану после получения гонорара скатиться вниз, до самого конца Гауссовой горки, снизить энергию и спокойно ассимилировать удовлетворение подобно собаке Кучуку. У него самолет утром. Иван плюет на эффект Овсянкиной-Зейгарник и начинает новый цикл уже с высокого уровня энергии. Опять не завершает цикл, потом опять, и постепенно края кривой задираются вверх, на уровень высокой энергии, кривая превращается почти в прямую, а потом и вовсе переворачивается.

Калитеевская ее зовут, этого терапевта, лекцию которой я слушал. Вспомнил. Она перечисляет несколько способов, с помощью которых люди пытаются избавиться от этого состояния, от постоянного напряжения, ужаса и одиночества. Диагноз современному обществу ставит. Говорит, что люди избавляются от этого с помощью зависимостей, аутизации, массового психоза или передачи ответственности властным структурам – кому что больше подходит.

В качестве осознанного сопротивления современным экзистенциальным вызовам Калитеевская предлагает творчество, романтичность, отказ от борьбы с мощными созависимыми системами и от встраивания в них, занятие своим делом.

Я не ставлю диагнозы обществу, у меня большой участок земли, много строений, все это требует постоянного внимания. Но я думаю про себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное