Запасный выход

Из современных способов защиты мои – это зависимости. Ну и немного аутизация, но это не критично.

И вот через двенадцать лет после того, как я бросил пить, вскоре после отъезда стоматолога Ивана, так получилось, что мы сели с Любкой вечером на диван, и я, наконец, сделал очередной шаг в деле избавления от своей зависимости.

Вообще-то, наверное, это логичнее было бы сделать в конце года, в качестве некоторого подведения итогов. Но у меня получилось именно так, как получилось. То ли болезнь на меня так повлияла, то ли Калитеевская вместе со стоматологом…

Все-таки жизнь в деревне чаще наводит на мысли о смерти. Вся эта летняя растительная, пышная и пышно гниющая жизнь, вся эта почва, земля со своим земляным запахом, темнота в окнах, крики неясытей осенними ночами, животные с их ожидающим взглядом, зимняя немота, снежные заносы, спящая в стылом подполе картошка, сосновые веточки на сельской дороге, отмечающие убыль населения, мертвые, сухие стебли морковника, торчащие из снега.

Ковид в вымирающей деревне – это не пандемия, не человеческое бедствие, не что-то, что можно решить указами и постановлениями, организационными мерами или повышенным контролем. Это вообще шире, чем наш замкнутый на себе человеческий мир.

Ковид приходит к тебе, в твое жилье на самом конце длинной кривенькой улицы, большая часть домов на которой в зиму стоят пустыми. Так же, как приходят весенние снегопады или полая вода, заливающая твой подпол, он неразличимо для глаза входит в пейзаж. Это вовлечение тебя в непонятный хоровод жизни, которая всегда наступает, – сорняки упрямо ползут на огород, дрозды склевывают жимолость, черешню и иргу, мыши точат овощи, саженцы плодовых деревьев и даже провода электропроводки, жуки грызут стены дома, комары пьют твою кровь, клещи терпеливо ждут тебя на стеблях травы.

И когда ковид немного отступает, самое время сделать что-то новое. Успеть сделать, пока природа с мощной неотвратимостью снова не подступила к тебе. Я, например, решаю попытаться избавиться от старых обид, которые накопились за четверть века совместной жизни и не давали спокойно жить.

Мы все знаем, что избавиться от своих обид можно только одним способом – попросить прощения у того, на кого обижаешься. Это и ежу понятно. Вернуть ответственность себе. И вот мы уселись с Любкой на диван, я попросил прощения, это было тяжело, и вышло все несколько коряво. Но она сразу расплакалась радостно так.

А потом, не успела она еще толком утереть слезы со щек и с носа, ей написала Оля Платонова и предложила начать обучение психотерапии с участием лошадей. Скидка тридцать процентов, но начало уже завтра с утра. Кто-то не приехал, и место освободилось.

И в ночь, в четыре утра Любка отправилась на машине в Калужскую область на ранчо «Эль Корасон».

Так закончился январь.

Февраль

Снова театр и гаражный тост

В конце февраля нас опять пригласили в театр. Премьера по рассказу Петрушевской.

Зимой мы не пользуемся нашей личной, накатанной по полю дорогой, которая ведет сразу от ворот нашего дома в большой мир. Она занесена снегами. Зимой мы ездим по нашей улице, которую расчищает на тракторе Грифан. Летом он выкашивает улицы окрестных деревень, зимой расчищает от снега.

Зима сужает сельское пространство до расчищенных трактором или лопатой дорог и тропинок. Человеческий мир жмется к домам и дорогам. Или надевай лыжи и уходи в ненаселенность, наполненную лисьими и мышиными строчками, отпечатками лап, копыт, птичьими крестиками, наслаждайся нечеловеческой свободой. Но в последние годы зима иногда распахивает мир, когда после ледяных дождей ударяет мороз, и поля становятся глянцевыми, даже лучше сказать – покрытыми глазурью. Все схватывается прочной коркой ледяного наста, по которому ноги сами хотят бежать. Там, где летом были посевы или непролазные заросли крапивы и ежевики, всякие болотины, глухие овражки и прочие неудобья, снег ненадолго покрывается белым, чуть похрустывающим асфальтом и становится громадной пешеходной зоной. Усидеть дома в такие дни невозможно.

Наша улица имеет официальное название Садовая. Его знают только живущие на этой улице и почтальон Витюшка, все остальные зовут улицу Кишкой. Я живу на Кишке, на самом ее конце, рядом с ручейком Кривельком, вдоль которого и тянется наша улица.

И вот только вчера Грифан, настоящего имени и фамилии которого я не знаю, прочистил нашу Кишку, а сегодня я с разгона преодолеваю снежные языки, переметавшие улицу после вечернего снегопада. Под снегом лед, и два раза машину разворачивает носом к дому. Главное – выбраться на асфальт. Мы едем в театр.

Выехали насилу. Снова один, второй, третий районные центры, ямы на дороге, наступающие сумерки, населенные пункты с растительными названиями – кленки, ясенки и ольхи.

Любка, с утра подготовившаяся к театру, накрашенная, немного чужая и более притягательная, смотрит в окно на белое и серое и говорит о новой жизни, наступившей после поездки на курсы ипповенции, то есть психотерапии с использованием лошадей, к Оле Платоновой. Почти месяц она находится в радостном возбуждении.