Запасный выход

Выйду во двор, погляжу на серые обрезки досок, прислоненные к стене дома, и войны уже нет. Я их уже год хочу отсюда убрать. Убрал эти доски, порадовался, а потом – снова тревога.

Посмотришь на сугроб под крышей террасы, на треснувшее пластиковое ведро у дровяного сарая, и война опять куда-то делась, ты двигаешься, потеешь, ликвидируешь сугроб, избавляешься от ведра, а потом она снова наваливается.

И кажется, что вокруг, среди осокорей, растущих вдоль ручейка, среди трав и кустарников на краю умирающего села вопиюще тихо.

Толком даже не порадовался вышедшей в конце этого месяца книжке, где подробно описывал, как можно радоваться жизни.

Март

Прекрасные обиды и пейзаж

Мы уже с вами договорились год назад, что в этих записках март – время весеннего уютного томления, в марте так хорошо работается в тепле деревенского дома. Спокойное время книжек, весенних сумасшедших снегопадов и лыжных прогулок. Пусть так и остается, несмотря ни на что. Надо устраивать себе в жизни что-то незыблемое. Надо бережно относиться к марту.

Хотя, конечно, в этом марте плодотворное томление иногда прерывалось. В самом начале месяца, когда Любка ненадолго отъехала в Москву, произошел пожар на Запорожской АЭС. Какая-то ракета или бомба вроде попала в нее. Я еще толком не успел проснуться утром, а тут звонит Любка и говорит, что в новостях пожар.

Утро в марте должно начинаться с прекрасных вещей – с глаз северного оленя, которые становятся золотистыми летом и голубыми зимой, или с нестареющих голых землекопов, или с речного жемчуга в северной чистой воде. Например, в этом марте я читал эпос о Гильгамеше, «о всё видавшем до края мира, о познавшем моря, перешедшем все горы». О его друге Энкиду, который ел травы вместе с газелями и теснился с зверьем у водопоя. А потом всякое-разное об этом эпосе, о его находке, о расшифровке глиняных табличек.

Читал о палеолитических изображениях лошадей и быков, которые встречаются в пещерах Франко-Кантабрии, и о том, как в эти пещеры археологи привезли австралийских следопытов-бушменов, чтобы те прочитали следы босых ног, оставленные в глине первобытными людьми.

А тут, после Любкиного звонка, во время утреннего интернет-дайвинга приходится разглядывать карты вероятного распространения радиоактивного облака и понимать, что оно по-любому накроет твой чудесный дом на берегу ручейка Кривелька.

– Надо ехать в Сибирь. Поедем на Алтай, – говорит мне по телефону Любка. Ей нравятся быстрые решения.

Я выхожу во двор и опять вижу, как у изгороди стоит старый гнедой конь Феня и ждет порцию утренней каши. Заметив меня, гугукает. Я размышляю, как перебираться на Алтай вместе с лошадью. Или его придется пристрелить? Пристрелить для его же собственной пользы, как было написано у Лавкрафта.

Очень неприятно, когда ты решил показать кому-то запасной выход, построил своими руками дом, баню, сараи и катух для коня, насадил деревьев, исходил пешком и изъездил окрестности, полюбил эту землю, начал рассказывать обо всем этом, а теперь нужно отсюда бежать. Ну что это за запасной выход?

Я курю и размышляю, что прощание с конем было бы, конечно, отличным эпизодом для романа: сколько здесь чувств, как пронзительны были бы короткие абзацы, как глухо прозвучал бы выстрел из отцовской двустволки. Но я уже говорил, что сам боюсь и других опасаюсь подсаживать на эмоциональные всплески. Мне довелось в жизни видеть, как пристреливают коня, потом мне довелось описывать это в рассказе. Такие скачки эмоций затягивают похлеще алкоголя, особенно во время начала всяких войн и специальных военных операций. Откажемся от написания таких романов. А то потом себе и читателям придется десенсибилизацию, как коню Фене, устраивать.

Просто несу коню миску с кашей, а дальше дела двигаются своим чередом – завтракаю, убираю навоз, раскрючковываю копыта, даю ведро с чуть подогретой водой, набиваю сено в рептух и подвешиваю его к столбу посредине левады. Рептух – мешок из сетки для хоккейных ворот. Чудесное человеческое изобретение, позволяющее надолго занять внимание коня – пойди вытащи губами и зубами все сено сквозь ячейки размером сорок на сорок миллиметров. И не так скучно проводить вечность, и сена меньше втаптывается в грязь и снег, и меньше остается свободного времени на измышление всяких лошадиных причуд и хитростей.

Одно из тех изобретений, которое нисколько не усложняет людям жизнь.

Пожар на АЭС потушили. Любка вернулась из Москвы. Мы возобновили занятия с конем.

И тут, к моему удивлению, снова разыгрались обиды на Любку и на весь мир. Разобраться с обидами сложнее, чем просто бросить пить, да еще в то время, когда весь человеческий мир вокруг с головой окунулся в эмоции.

Март, волшебное время для работы в солнечном загородном доме, и ты даже уже попросил у нее прощения, ты сделал все, что от тебя требовалось для улучшения отношений, а она, твоя любимая, снова себя ведет как обычный человек со своими человеческими недостатками.