Запасный выход

– Я раньше смотрела на других. Они так быстро двигаются! Они приходят в терапию, и – первая ступень, вторая, третья, тут же четвертая, интенсивы, движуха в сети, тут же открывают уже свои центры, институты. Какой-то алгоритм, путь, все быстро идут, а я не понимала, зачем…

– Нет, ну понимала, конечно, но было как-то стыдно, что ли? Это даже не стыд, это какое-то отвращение или презрение, не знаю. Я не такая меркантильная? Или я завидовала? Или просто хочется как-то вдумчиво? Даже неохота разбираться. А с другой стороны, восемнадцать лет частной практики – начинаешь потихоньку выгорать. Все одно и то же…

– А теперь по-другому. Теперь да, готова на любой алгоритм, на все эти дипломы, сертификаты, теперь понятно – зачем. Потому что это мое, это именно для меня. В детстве мечтала – или психологом, или ветеринаром… А тут всё вместе – и психология, и животные.

Любка отрывается от белого, серого и черного, поворачивается ко мне, и в сумерках видно, как горят ее глаза. Ну хорошо, не горят, не горят. Они просто собирают все остатки света из этого угасающего зимнего дня, чудесно его усиливают и отражают. Давно уже такого не видел.

Чаще всего наблюдал такой свет в глазах, когда она только поступила на психфак после долгой и скучной учебы в Плехановке на экономике. Я встречал ее после занятий, и она каждый раз бежала ко мне походкой веселого слона. Вроде вот летит молодая худенькая девушка на каблуках в короткой юбочке и с рюкзачком за спиной, но видно, видно, как радостно и беспокойно ходит в разные стороны хобот и трогает сам себя, как гуляют большие бока, как ходит вверх и вниз голова в такт шагам, расправляются и колышутся уши. Видно скрытую мощь огромного радостного зверя. Тогда ее глаза собирали и усиливали свет московских фонарей. И она взахлеб рассказывала мне все, что узнала за день.

Походкой веселого слона она даже сумела бежать с костылями по гололеду, когда врачи объявили ей помилование, когда ее выписали из онкоцентра после тяжелой операции пятнадцать лет назад. Мы шли от дверей больницы до ворот, нас ожидало такси. Я еле поспевал за ней, задыхающейся, говорящей о новой жизни, в которой она сможет все.

И сейчас, спустя двадцать лет после начала занятий любимым делом, она стоит на новом красивом перевале и с жадностью вглядывается в лежащие впереди долинки и лесные чащи, полные чего-то неоткрытого и важного. Ветер в грудь, снег в лицо – все это только возбуждает, это все – обещание чудес.

– Я сегодня нагуглила: в Штатах и в Австралии есть уже институты именно гештальт-терапии с участием лошадей. Я, короче, сажусь подтягивать английский.

Мне тоже хорошо. Я весело рулю. Я тот, кто прошел тяжелую школу мужа начинающего психолога. Меня изучали, истолковывали мои привычки, словечки, каждый день выводили на чистую воду и беспощадно анализировали. Защиты, проекции, контрпереносы, травмы развития, комплексы. С детским простодушием мне отрывали лапки, как пауку-косиножке. С картезианской безжалостностью мне выпускали мои психологические внутренности и смотрели, сколько я протяну. На мне отрабатывали интервенции и укоряли в отсутствии границ. И во мне пытались пробудить мгновенный интерес к этой самой психологии.

Я чувствую себя крутым. Я прошел это испытание, уцелел и заработал большой плюсик. Завидуйте, заскорузлые мачо! А сейчас ее напарником и подопытным, тем, кто разделит ее интерес, будет наш конь Феня, ему не так скучно будет на пенсии.

И я могу без тени тревоги любоваться тем, как снова горят глаза моей жены. Ну ладно, не горят, конечно, не горят. Видите, стоит мне расслабиться, и глаза начинают «гореть». Она об этом постоянно твердит своим клиентам – мы все склонны пользоваться тем, что когда-то сработало, что отлично помогало в прошлом. И мы так же склонны пользоваться этим проверенным, когда оно уже вовсе не работает, когда оно устарело. Мы экономим каждый импульс своего мозга.

Поэтому глаза, конечно, не «горят». Просто, когда она смотрит в интересное будущее с красивого перевальчика, когда она видит, сколько чудес таят в себе будущие километры любимой работы, морщинки, появившиеся во время наших бесконечных споров, во время моих всепоглощающих запоев, во время экзаменов нашего сына – они разглаживаются. Глаза набирают цвет, зеленеют, карие оттенки вовсе пропадают. Ветер в грудь и снег в лицо возбуждают, она стоит на продуваемой седловинке своей жизни, и лежащий впереди ландшафт полон чудес и загадок.

Этот ландшафт еще слабо населен. Гештальт-терапией с участием лошадей мало кто занимается в нашей стране, она будет одним из первопроходцев (наверное, этично сказать – первопроходкой) в этих неведомых областях. Глаза, конечно, не «горят», они лишь чуть пристальней глядят, готовые различить чудеса и заметить опасности, ноздри стали чуть тоньше, изменилась посадка головы – она меняется, когда смотришь в прекрасное неоткрытое.