Запасный выход

В другое время этого странного дня Полину вдруг ни с того ни с сего начинали одолевать эротические фантазии. Они не были напрямую связаны с китом или китами, вообще не связаны с животными, казалось, их вызывает сам пейзаж, напряженная, незаметная жизнь береговой полосы, упорных живучих трав, сырого воздуха. Открытость этого места, распахнутость пустому горизонту, легкий запах разложения, мокрого камня и мокрого дерева, дрожащие крики птиц, ну и будничное, терпеливое ожидание огромным животным своей смерти навевали мысли о нарушении каких-то запретов, о животной свободе, о том, как соленые волны могут слизывать сперму с темного тяжелого песка. Что ни говори, а места тут дикие, чувственные какие-то, хочется сказать – брутальные.

Стоял штиль, небо при этом было мутно. Воздух был влажен, и даль непрозрачна.

Кит вздыхал, и в продолжение всего дня его неровная спина возвышалась над водой. Если сидеть даже в штабной палатке, отгородившись от окружающего полотняными стенами, разговорами, нервно поедаемыми и хрустящими на зубах криспами, то угрожающее присутствие несчастного животного все равно давило.

Настала ночь. Полина сидела на корточках на берегу у самого уреза воды и мыла два больших котелка из-под плова и супа, она сама добровольно взялась за это дело. По крайней мере, при любом исходе утром котелки будут чистыми.

Рядом в ночи, на самом краю света, тихо лежал на своей мели огромный зверь и невидимо окрашивал воду кровью. Хоть бы он выл или ревел – и то лучше было бы. А то всё молча. Но кит лучше знал, как следует умирать, и делал это по-своему.

Присутствие кита и без всякого воя ощущалось даже в темноте.

Жалко все-таки было его до слез, несмотря на его редкую уродливость и размеры. Хотелось, чтобы он спасся, уплыл, исчез и больше не появлялся никогда в жизни Полины.

Потом от берега, где стояла с фонариками целая толпа, отошли лодка и катер. При свете вспыхнувших прожекторов видно было, как две фигурки инспекторов – одна на моторе, другая с ведром – сидят в лодке совсем рядом с китом. Виден даже был раздвоенный фонтанчик пара, вырвавшийся из китового дыхала.

Люди из лодки плескали гренландскому киту на пересыхающий глаз водой. Кит шевелился. Он был не просто животным, попавшим в беду, он принадлежал к исчезающему виду, занесенному в Красную книгу. И в связи с этим люди плескали ему воду на пересыхающие глаза.

Когда рассвело, Данила вылез из палатки и вскоре вернулся сказать, что протока пуста. Ночной прилив сделал свое дело, его хватило, чтобы освободить кита. Исчезающий зверь исчез, и Полина облегченно улыбнулась, лежа в своем спальнике. Было совершенно ясно, что смерть кита была бы слишком неуместна, даже небезопасна на глазах у современного человека.

– Если из него кровь так течет, наверное, в море косатки не отвяжутся. Да еще голодного, усталого… – предположил Данила.

Но это Полину уже не очень волновало. Главное – кит уплыл из ее жизни. Осталось только доехать до дома и убедиться, что дерево, простершее крону над «пыжиком», устояло во время ветра. А там можно что-то решать с Даней, брать ситуацию в свои руки, пора уже и ребенка заводить.

Полина перевернулась на другой бок, лицом к Даниле, подложила под щеку ладони.

– А как, ты говорил, называется наш матрас? Вот этот.

– «Экспед Синмат Хиперлайт Дуо».

Сахар Рассказ

Я ждал брата на заправке «Лукойл». Купил кофе, хот-дог и читал книжку.

Жена с сыном по дороге с дачи высадили меня здесь и уехали в Москву. А я остался за столиком с книжкой ждать брата.

Он приезжает в Россию последнее время каждый год, иногда даже два раза в год в командировки, но от встреч с ним никакого толка, сплошная спешка и суета. Брат всегда с кем-то – со знакомыми, друзьями, американскими коллегами, российскими коллегами. Всегда второпях, проездом из Краснодара, Тамбова, каких-то других городов, где он бывает на сахарных заводах.

И сейчас мы договорились, что съездим вместе на один из заводов. Днем он будет работать, я буду гулять по старинному городу, а вечером в гостинице можно спокойно, не спеша поболтать или даже помолчать. Уже сто лет так вместе не молчали.

Пустая заправка, книжка, ранняя темень в окнах и невидимый осенний пейзаж за ними располагали к тому, чтобы близкородственно помолчать с тем, по кому соскучился. Но когда брат появился, мне опять показалось, что вряд ли это удастся.

Он поздоровался с кассиршами, огляделся с доброй, может, чуть виноватой улыбкой, близоруко сощурясь под очками, увидел, сграбастал меня, потом оглядел, ласково назвал старичком, как звал с самого детства, пошутил с вошедшим за ним Стёпой (Стёпа – деловой партнер брата, он сегодня встретил его в Шереметьеве и вез теперь на завод), пошутил с кассиршами, благосклонно принявшими его шутку, узнал у нас со Стёпой, не хотим ли мы пить, а то он может купить нам какой-нибудь воды или сока. Или, может быть, мы даже хотим перекусить?