Запертые двери [СИ]

— Наш город многое пережил за все эти годы, — начала Аннет Фоули, не отводя глаз от свечей, — и мы оставались верны ему и друг другу. Мы всегда были рядом в те времена, когда одному из нас было плохо, готовые протянуть руку помощи каждому из горожан. Я права, Улаф?

— Да, Аннет, — уверено кивнул Улаф Финчберг, потомок шведских эмигрантов, которые поселились на этих землях еще в начале восемнадцатого века и, судя по легендам, которые сохранились лишь из уст в уста, его прадед участвовал при распятии священника. — Когда я потерял одну ногу из-за диабета, вы не потеряли веру в меня, сохранив за мной пост главного судьи. А когда мой сынишка упал с обрыва песчаного карьера, помогли нам как материально, так и добрым словом. Доктору Пибоди я буду благодарен да конца своих дней, он поднял моего мальца на ноги.

— Я рад, что с твоим сыном все обошлось, Улаф, — отозвался Виктор Пибоди, главврач городского госпиталя. — Но, многим из нас повезло меньше. И все же, мэр Фоули права — мы всегда держались вместе.

— Спасибо, Виктор. — Фоули сдержано улыбнулась ему, затем положила локти на стол и сплела перед собой пальцы. — Наши родители поступали точно также. Они были хорошими людьми, можно даже сказать — патриотами. Они могли пожертвовать многим, а иногда и всем, ради благополучия всего города, пусть это им и давалось не легко. Не всякий может переступить через законы нравственности, пусть даже это и делается во благо. — Она поочередно оглядела всех восьмерых человек, что находились с ней в комнате и, с удовольствием констатировала, что все внимательно слушают ее. — Для нас тоже настал трудный день выбора, который должен либо сплотить нас еще сильнее, либо показать наши истинные лица. Лица верующих или обманщиков. Лица сильных мужей, либо жалких трусов. Лица друзей и товарищей, либо лица тех, которых надо держать вдалеке от себя. И я надеюсь….нет, я верю, что мы не сойдем с этого пути и будем стоять плечом к плечу даже тогда, когда назад пути уже не будет. Все что нам надо сделать — это принести последнюю жертву, которая запустит процесс Очищения.

Мэр Фоули встала из-за стола и подошла к окну. Все молча, проводили ее взглядом. Молнии освещали ее лицо, превращая ее в древнюю старуху.

— Легенда гласит, что городу будет дано ограниченное время для Очищения. И это время, как всем известно, подходит к концу. А именно, через пять лет.

— Мы не должны оставлять все на последний момент. К тому же, «Он» всегда был на шаг впереди нас. — Фоули узнала по голосу, что эти слова принадлежали Йену Барстеру — владельцу ломбарда и антикварной лавки.

— Да, мы не должны оставлять все на конец. Так как это сделали наши предки, распяв священника, и испугавшиеся своего собственного поступка. По этой причине, попытки распять очередную жертву отложились на добрые два столетия. Это было глупо с их стороны.

— Вторая жертва была принесена сорок лет назад и попытки завершить обряд больше не прекращались. И, по-вашему, у нас сможет получиться завершить его сегодня?

— Да, Льюис! — тоном, нетерпящим возражений, произнесла Фоули, резко повернувшись к ним лицом. — Что мы можем, если в нас нет веры? Ничего! А потому я верю, что все у нас получиться и я верю, что, несмотря на сказанные слова, ты тоже веришь, Льюис Принстин.

Льюис вместо ответа предпочел лишь кивнуть. Льюис Принстин был директором средней школы Лайлэнда и он был самым старшим из присутствующих на Совете — в конце зимы ему исполнилось пятьдесят три, но до следующего дня рождения, по мнению врачей, он мог и не дожить. Всему виной был рак предстательной железы, о котором он узнал полгода назад и причину появления которого он видел только в проклятии. Он и думать не хотел, что всему виной могли быть другие причины, так как считал, что всю свою жизнь вел здоровый образ жизни и рак, как и другие болезни, просто были обязаны обходить его стороной. Льюис Принстин никому об этом не говорил, но он верил, что стоит последней жертве отдать свою жизнь во благо города и мерзкая смертельная болезнь тут же отступит, вернется в то черное грязное место, где пребывала ранее, прежде чем поселится в его теле. По подсчетам врачей ему оставалось жить не более трех месяцев, не смотря даже на то, что он чувствовал себя вполне неплохо, не считая редких симптомов беспричинной слабости. Но он не горел желанием ждать, когда его самочувствие ухудшится, он желал Очищения города. И чем сильнее он этого хотел, тем меньше веры в нем прибывало, что это когда-нибудь да наступит.

Входная дверь, на первом этаже громко захлопнулась и все прибывающие в зале заседания обернулись в сторону закрытой двери, за которой уже слышались приближающиеся шаги.

— Это должно быть наш шериф прибыл, — заметила Фоули, возвращаясь к своему стулу и положив ладонями о его спинку.

В дверь постучали, а затем ее открыли, не дожидаясь приветственного «войдите». Как и предположила Фоули, в дверях появился шериф Моссинджер в желтом дождевике, с которого стекали капли дождя.