— Прошу прощение за опоздание, — сказал шериф, в голосе которого не было даже намека на сожаление. — Погода на улице просто сошла сума.
— Рада вас видеть, Моссинджер, — отозвалась мэр Фоули и указала ладонью на свободное место у стола, па правую руку от себя. Шериф снял дождевик и шляпу, повесил их на вешалку и зашагал к столу, поправляя сбившиеся волосы ладонью.
— Как обстоят дела? — поинтересовался Йен Барстер, как только шериф сел за стол и отблески света от свечей заплясали на его смуглом волевом лице. Капли воска уже капали на лакированное покрытие стола заседаний.
— Уверен, что именно сегодня все и случится.
— Хочется верить, что Билл поступит, так как надо и не станет убивать никого вне плановых действий, — холодно заметил Льюис Принстин.
Шериф никак не отреагировал на его слова, а продолжил беседу, обращаясь исключительно к мэру Фоули:
— У него есть все для того, чтобы исполнить Обряд. Я не сомневаюсь в нем. Также как и не сомневаюсь в том, что все сегодня и завершиться.
— Да, шериф, вы всегда хорошо исполняли свой долг и верно служили своему городу. — Мэр Фоули сдержанно улыбнулась ему, продолжая глядеть сквозь щели век. — Все мы верим в то, что Биллу под силу исполнить свою миссию. Но нам нужны гарантии.
Шериф сжал губы, понимая, куда клонит Аннет Фоули. Не то чтобы он был против, так как и сам понимал, что в этой роли он будет выглядеть лучше любого из присутствующих на совете. Но, как же ему не хотелось оставшееся время до рассвета «гулять» под дождем.
— Я прослежу за ним, Аннет. Буду держаться на расстоянии и контролировать обстановку.
— Отлично, но вам потребуется кое-что. — Фоули открыла ящичек стола и бросила на стол, перед шерифом мешочек с солью. Шериф взял его, осторожно прощупывая содержимое. — Это, конечно не панацея, но если ты будешь держаться на расстоянии от приезжих, ты не попадешь под Его влияние.
Шериф положил мешочек в карман брюк, при этом почувствовав запястьем холод своего табельного оружия.
— Ты нужен нам, Элдред, — впервые за долгое время назвала она его по имени. В последний раз, она его так называла более двадцати лет назад, когда ей было всего девятнадцать и они лежали в одной постели и ели яблоки после долгих часов занятия любовью. Возможно, она сама даже не заметила, что произнесла почти те же слова, что и при последней их близости: «Ты нужен мне, Элдред. Хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной». От этих воспоминаний он почувствовал теплоту в груди и легкую боль в животе. Даже спустя столько лет, он испытывал к ней чувства. — Ты нужен городу.
Что касается ее чувств….
Элдред в них глубоко сомневался.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: ЗАПЕРТЫЕ ДВЕРИ
Добро пожаловать в отель «Калифорния»
…
В отеле «Калифорния» хватает комнат
В голове Тима вертелись строчки из стихотворения, которое он никак не мог вспомнить, где слышал раньше. Эти строчки замкнутым кольцом возвращались к нему снова и снова,
Джонатан Энтони Хорн предстал перед Тимом во всем своем безобразии, медленно покачиваясь под дуновением холодного пронизывающего ветра, который не переставал трепать его сгнившее тряпье. Длинные, редкие седые волосы старика и борода, которой хватило прикрыть его адамово яблоко, были вымазаны в сырой земле и некой слизи. Глаза глубоко впали внутрь черепной коробки, но даже так можно было разглядеть, что оба немигающих глаза горели тревожным темно-синим светом. Лишенные волосяного покроя брови нависали кожаными мешками над провалами глаз. Кожа старика медленно меняла свой цвет — вначале она была белой и пятнистой как жабье брюхо, затем она начала постепенно желтеть, превращая ее владельца в восковую статую, а затем и вовсе позеленела и покрылась черными пятнами. Там, где черные пятна становились диаметром больше пятицентовика, кожа трескалась и шелушилась, опадая как осенняя листва, паря на ветру, планируя наземь или уносимая в темную даль. Правая сторона его щеки не только начисто лишилась кожи, но и нескольких мышечных тканей и теперь Тим мог созерцать звериный оскал челюсти мертвеца.
После смерти, Джонатан Хорн прибавил в росте, став почти исполином и к тому же обзавелся широченными плечами, но при этом оставался все таким же худым.
На глазах юноши, одна из ушных раковин Хорна отвалилась и тот, с лишенным эмоций лицом, начал затаптывать ее подошвой потрепанных кед в жидкую почву, на которой частые лужи напоминали о недавно прошедшем дожде, хотя Тим прекрасно помнил, что до того как войти в свою комнату, дождь только набирал силу. И даже сейчас он мог слышать оклики грома за своей спиной.