Запертый

Опустив голову, я молчал, держа руку на дверной ручке.

Вот черт…

Подняв наконец лицо, я заглянул в глаза кипящего от возмущения мужичка, что пах дымом, говном, мятой и укропом, и медленно кивнул:

– Спасибо за преподанный урок… на самом деле спасибо.

– Просто отдай свой экспульсо и…

– Нет, – спокойно и ровно ответил я, открывая дверь и делая шаг за порог.

Повернувшись, я закрыл дверь и еще раз кивнул на прощание стоящему в коридоре сборщику Культа.

Что ж…

Яростно растерев щеки, я тихо рассмеялся и изо всех сил влепил себе пощечину. Обжигающая боль запомнится надолго… Воспоминание о ней закрепит и память о том отрезвляющем уроке, что я только что получил.

Зачем вообще я начал спорить и что-то доказывать? Это же глупо! И раньше я так не поступал! Я просто игнорировал культистов, равнодушно здороваясь и проходя мимо.

Так почему я себя так повел? Есть ответ на этот вопрос?

Да. Ответ есть, и он прост в своей неказистой правдивости.

Ничтожный Анус с неправильным прикусом вдруг почувствовал себя кем-то значительным и с собственной важной точкой зрения. Вот только это самообман. Я как был ничтожеством, так им и остался.

Откуда тогда у меня вдруг такая тяга к спесивым спорам?

И снова дело в самообмане. Несколько раз дав обычнейший отпор агрессорам и получив некую сумму денег, я почему-то решил, что после того как моя жизнь немного изменилась к лучшему, я и сам стал лучше и умнее.

Но нет…

Как и сказал сборщик Культа – я всего лишь говночист, что совершил единственный важный поступок в своей жизни. И он полностью прав. И заработанная битьем собственной морды сумка динеро не делает меня кем-то особенным или успешным. Я просто клоун, которого бьют за деньги. И старый сборщик Культа дал мне это понять максимально доходчиво.

– Не делай тупостей, Амос, – пробормотал я и влепил себе вторую пощечину. – Не делай тупостей!

Отрезвляет…

На самом деле отрезвляет.

Не спеша оглядев комнату, где почти безвылазно провел полмесяца, ненадолго задержал взгляд на открытом свертке с деньгами. Монет почти не убавилось – мои нужды на самом деле невелики. Жратва, питье и мытье. И за исключением внезапной болтливости меня по-прежнему почти все устраивает в этом временном распорядке.

Так что закрою пасть, стисну зубы и продолжу жить именно так, временно постаравшись вообще ни с кем не контактировать и уж точно не ввязываться в абсолютно ненужные тупые споры о том, что всегда мне было безразлично.

Может и есть истина в выражении – динеро портят сурверов… Может, так оно и есть…

Что ж, урок усвоен накрепко…

***

Серж пришел на двадцатый день.

Пришел не один, но всех провожатых – количеством пять рыл, из них один представитель Охранки – оставил через несколько беговых дорожек и сам ко мне явно заходить не собирался. Он не стучал и не звал. А я не принимал решения открыть ему дверь. Просто так уж случилось, что я как раз выходил на длинную пробежку, и мы столкнулись у порога. Он поспешно отступил назад, приподнял пустые ладони и мирно улыбнулся, медленно смещаясь в сторону. Удивившись чего это он так «скользит», я глянул за его спину и там увидел сопровождающих. Все поняв, я перевел взгляд на Сержа Бугрова.

– Слушаю тебя, сурвер.

– Прости меня, Амос.

– Прощаю, – кивнул я, разворачиваясь. – Все?

– Постой!

Серж торопливо шагнул в сторону, но не стал перегораживать мне дорогу или хватать за плечо, как сделал бы это раньше. Вот что ответная агрессия делает с наглецами…

– Погоди, Амос. Я ведь от всего сердца это говорю. Понимаешь… пока я под домашним арестом сидел и ждал суда… я о многом думал и многое вспоминал. Мы ведь тебя… – он поморщился так, будто раскусил что-то очень горькое. – Холисурв… да я даже понять теперь не могу, почему мы с тобой такое творили… Я ведь не крыса озлобленная. И ведь нормальный я. Добрый я!.. Я животных люблю! Могу гладить часами! Сяду в любом зооуголке – и заглаживаю чуть не вусмерть!

– Вусмерть, – повторил я еще одно россогорское словечко. – И сколько кошек убил?

– Да хватит тебе… Слушай… я ведь реально сначала даже понять не мог, чего ты вдруг меня ударил? За что? Я ведь ничего такого не сделал. Я ночи напролет голову мучил… с родителями разговаривал. Даже жена ко мне вернулась почему-то… Она поясняла… и до меня наконец дошло. Ведь действительно – скажи мне кто такое, что я крикнул тогда тебе… я бы ему нос в затылок вбил… Я в драке себя теряю и натворить могу многое… Ну ты в курсе…

– В курсе, – кивнул я, начиная скучать от этой рваной, сбивчивой, но очень искренней на вид исповеди. – Слушай, Серж… прекрати тратить слова, сурвер. Друзьями нам не стать никогда. Да никто из нас и не хочет этого. Извинений мне тоже не надо. От себя все что я хотел про тебя сказать – я уже сказал под протокольную запись.

– Я слышал ее… спасибо…

– Я тебя там не хвалил.

– Да… я слышал. И… и уже встал перед женой на колени и извинился за многое. Ты мне чутка жизнь перевернул, Амос. Ну и яйца еще дня два болели… как и лицо.

– Мы в расчете? – предложил я.

Не сказал, а именно что предложил, первым вытянув руку.