– Да, – самоуверенно отвечает он. Его руки сложены на груди, и вид его напрягшихся мышц вызывает у меня сухость во рту. – Но должен сказать, мне было бы намного проще, если бы под твоим окном росло дерево. Может, нам посадить его?
– Конечно. Но ты сможешь воспользоваться им, э-э-э, лет через десять, не меньше. – Мне удается произнести это небрежным тоном, хотя я пляшу от радости: он и правда верит в то, что мы будем вместе так долго?
От мысли о том, что мы с Гидеоном вместе увидим, как саженец вырастет во взрослое дерево, мне хочется хлопать в ладоши. Я еле нахожу в себе силы сдержать порывы и скрыть воспаленные фантазии под завесой холодного равнодушия. Я и так отправила ему селфи. Незачем демонстрировать ему свое отчаяние.
– Бамбук полностью вырастает за шесть дней, – говорит Гидеон, пересекая комнату и останавливаясь перед моей кроватью. Он скидывает обувь и ложится, подложив руки под голову. Похоже, что ему здесь так же комфортно, как в собственной комнате.
Я залезаю на кровать и тоже ложусь, оставив между нами столько места, что там мог бы поместиться кто-то третий.
– Мама вырубит его еще до того, как он успеет хотя бы чуть-чуть подрасти. Бамбук не впишется в ее южный стиль.
– Твоя мама любит юг больше, чем еноты – копаться в мусоре.
– Еще как. – Мама родилась в Коннектикуте, но ненавидит любые напоминания о своем прошлом. По ее мнению, жизнь началась только тогда, когда она поступила в Университет штата Миссисипи. С первого курса она пыталась избавиться от своего северного происхождения. Правда маа-маа вряд ли когда-нибудь позволит папе забыть о том, что он женился на янки.
Гидеон хлопает по свободному месту между нами.
– Ждешь еще кого-то?
– Нет. Я и тебя не ждала.
Я подвигаюсь ближе и прижимаюсь к нему. Он подкладывает руку под мою шею, и моя голова ложится в небольшую ямку под его ключицей.
Тепло его тела так и манит прижаться к нему еще сильнее. Гидеон обнимает меня за талию.
– Я не мог не приехать.
Мне приятно это слышать. Лежа в его объятиях, я удивляюсь, почему вообще так встревожилась. Гидеон любит меня. Я знаю это. Он не обнимал бы меня вот так, если бы не любил.
– Но почему ты не воспользовался входной дверью? – спрашиваю, стараясь придать своему голосу непринужденность. Хотя мое сердце поет от радости.
– Ну, это скучно.
– И то правда. – Но мне все равно не по себе. Почему он не постучал в дверь? Он хотел спрятаться от моих родителей? – Мама с папой любят тебя, ты и сам знаешь. Они не против, чтобы ты приходил.
Гидеон пожимает плечами. Я чувствую, как двигается под моей головой его рука.
– Да, знаю, но тогда мне пришлось бы изображать из себя хорошего мальчика. Пить сладкий чай с твоей мамой. Слушать дурацкие шутки твоего папы про то, что он предложил бы мне чего-нибудь покрепче, но я еще несовершеннолетний. Потом они стали бы расспрашивать меня про моих родителей, почему они давно нигде не бывают. Я приехал ради тебя, а не для этого.
Я понимаю его. Правда. Мои родители действительно могут утомить своими беседами, и мне незачем принимать близко к сердцу то, что он не хочет вести с ними светские беседы. Бывший парень Шии послушно делал все, что так не нравится Гидеону, а в конце концов оказался тем еще подонком.
– Хочешь, посмотрим какой-нибудь спортивный канал? – предлагаю я.
– Не. – Но он все равно берет пульт с тумбочки и включает телевизор. Идут «Настоящие домохозяйки из Беверли-Хиллз».
Я съеживаюсь, всем сердцем желая, чтобы телевизор включился на чем-то поумнее банального реалити-шоу, покруче, чем ссоры богатых женщин с женщинами, которые притворяются богатыми.
Но вдруг Гидеон говорит:
– Лично мне нравится команда из Нью-Йорка.
Я поднимаюсь на локте и изумленно смотрю на него.
– Правда?
– Да, мне нравится та худая девица. Она умная.
– Но немного грубоватая.
– Согласен. По-моему, это из-за того, что она была самой бедной из них всех и ей все время приходилось завоевывать уважение других. Думаю, она не осознает, что сейчас, когда у нее есть деньги, они больше не считают ее хуже себя. Но она все еще чувствует себя нищенкой и поэтому так себя ведет.
– Ого. – Неожиданно вдумчивый анализ. – Она изо всех сил старается самоутвердиться. Как моя мама.
– Не только как твоя мама. Таких женщин много. – Больше он ничего не говорит, но совершенно очевидно, что такого рода дамы вызывают у него сочувствие.
Его внимательность и великодушие подкупают. Да, он совсем не похож на бывшего Шии. Да вообще ни на кого не похож, если уж на то пошло. Я кладу голову ему на плечо. Мы смотрим, как женщины делают вид, что едят, много пьют, препираются, ходят по магазинам и потом снова пьют, когда его большой палец находит кусочек кожи между низом моей толстовки и резинкой трусиков.