Запятнанная кровью ложь

Улыбка, которой я одариваю его, проникает до самых моих глаз; я чувствую это, и когда я оказываюсь достаточно близко, чтобы дотронуться до него, он вырывает меня из объятий Энни и прижимается своими мягкими подушечками губ к моим. Каждый поцелуй с ним — это опыт. Иногда нежный и сладкий, а иногда страстный и грубый, как будто он хочет съесть меня живьем. Сегодня вечером он ведет себя хорошо, и я получаю от него самый сладкий поцелуй. Это заставляет меня чувствовать себя любимой, желанной.

— Кэм, — Он улыбается мне в губы, и я слегка отстраняюсь, чтобы родители не убили нас. Они знают, что мы вместе, но от нас все равно ожидают определенного поведения на публике и перед ними. Не то чтобы Энни что-то сказала. — Ты была само совершенство.

— Спасибо, Лео. — Я улыбаюсь и отстраняюсь, когда краем глаза вижу приближающихся родителей. — Они прекрасны.

Я беру цветы, вдыхая сладкий аромат для пущей убедительности, а затем беру Энни за руку.

— Ты тоже была великолепна, Аннабелла, — говорит ей Лео, и я улыбаюсь ему за то, что он был добр к ней, хотя знаю, что он не самый большой ее поклонник. Он говорит, что она плохо влияет на меня, и иногда мне приходится соглашаться. Но по сути, она сестра, которой у меня никогда не было, так что мне все равно.

— Вот ты где! — Восклицает мама, обе ее руки заняты букетами белых пионов. Моими любимыми. — Мои девочки!

— Mamma! — Восклицаю я, когда она протягивает мне мой букет, обе мои руки теперь заняты. — Благодарю тебя.

— От тебя захватывало дух, Камилла. Ты была потрясающей. — Шепчет она, целуя меня в щеку. — Я так горжусь тобой, bambina mia.

— Спасибо тебе, mama. — Я смотрю на ее темные распущенные волосы, и ее зеленые глаза, полные слез, и внутри меня тоже что-то ломается. Мои глаза наполняются слезами, и неожиданно они начинают течь по лицу.

Я смотрю мимо мамы и вижу его, моего отца, стоящего в стороне, не отрывающего глаз от телефона. Он, должно быть, чувствует на себе мой взгляд, потому что поднимает глаза. Вместо того, чтобы признать меня, он смотрит и закатывает глаза, затем возвращается к своему телефону. Что-то внутри меня увядает и умирает — надежда, я думаю.

Мама проходит мимо меня, чтобы обнять Энни, родителей которой сегодня здесь нет, потому что они не любят балет, и я остаюсь одна. Прежде чем я успеваю подумать о возвращении к Лео, мой маленький любимый братишка подбегает ко мне и обнимает.

— Ты была так хороша, сестричка! — Андреа заключает меня в крепкие объятия.

Мое сердце разрывается, и я улыбаюсь:

— Спасибо, Дре.

— Кто хочет мороженого? — Моя мама спрашивает: — Мы можем пойти в ”Мэнди"! — Мой любимый магазин мороженого.

Я улыбаюсь:

— Я бы с удовольствием съела немного мороженого. — Шепчу я ей, поднимая руки с цветами, чтобы сказать ей, что не знаю, что с ними делать. — Поехали.

— Подожди. — отвечает моя мама с улыбкой. — Марчелло возьмет цветы и отнесет их в машину. Отсюда мы можем дойти до «Мэнди» пешком.

— Ура! — Энни слегка подпрыгивает вверх-вниз. — Что ты собираешься заказать там, Кэм? Может быть, мы можем поделиться? — Делиться было нашей привычкой всегда. Мы с Энни — и, вероятно, все остальные участники этого концерта — боимся набрать слишком большой вес и не получить роли.

— Да, — быстро киваю я, — Мы можем поделиться.

Лео подходит ко мне, когда Марчелло забирает букеты и собственнически обнимает за талию.

— Тебе нужно пойти переодеться.

— Переодеться? Почему?

— Я не хочу, чтобы кто-то еще смотрел на тебя, Камилла. — Он закатывает глаза, и я напрягаюсь: — Ты практически полуголая.

Мой отец что-то ворчит из-за спины Лео, и я напрягаюсь. Оглядывая свое тело, я внимательно изучаю его. Да, на мне трико и колготки, но пачка прикрывает почти все, что он не хочет, чтобы я показывала.

Моя мама фыркает:

— С ней все в порядке, Леонардо. Все в порядке. — Он пытается возразить, но она поднимает руку: — Мы уходим.

Переобувшись, мы с Энни беремся за руки и шагаем вслед за моей матерью, и когда она подходит к моему отцу, он качает головой, разочаровывая меня. Он никогда не проводит со мной время; я думаю, это потому, что я не один из его драгоценных сыновей. Они — все, о чем он заботится.

— Я подожду в машине, Белла.

Мама медленно кивает и похлопывает его по руке — снисходительный жест, который отец игнорирует, но я замечаю. Она делает это со мной, когда я веду себя как ребёнок или когда она явно не согласна со всем, что говорю или хочу.

— Конечно. — Это все, что она говорит, когда мы уходим от него из Центра исполнительских искусств.

Рука Энни переплетена с моей с правой стороны, а Лео держит меня за руку с левой. Это идеально, на самом деле, и это то, что делает меня счастливее всего. Проводить время со своими любимыми людьми. Что ж, все они мои любимые люди, если честно, но когда дело доходит до большинства фаворитов — номер один и два — Лео выходит на первое, а Энни на второе. Не то чтобы я когда-нибудь призналась ей, что ее место занимает мальчик.