Оказавшись в тату-салоне, Ник идет к художнику и садится в маленькой комнате. Кресло как в кабинете врача, хотя он кажется совершенно непринужденным. Я сижу на противоположной стороне комнаты, не имея возможности как следует рассмотреть его, так как этот мужчина стоит у меня на пути, и Ник даже не вздрагивает, как я, когда начинается жужжание. Думаю, мне не стоит удивляться количеству его татуировок.
Жужжание в комнате громкое, но длится всего пять минут, и к тому времени, как художник оборачивается, я вскакиваю со стула, чтобы посмотреть. Он вытатуировал мой инициал на своем безымянном пальце, прямо под тем местом, где должно быть его обручальное кольцо. На его пальце буква «К» каким-то староанглийским шрифтом, изображающая меня.
Слезы наворачиваются на мои глаза, и я делаю шаг назад. Никто никогда не делал ничего подобного раньше. Конечно, он бы не сделал этого, если бы не любил меня, верно?
— Что случилось,
— Зачем ты это сделал? — По моему лицу катятся слезы, и я не могу их контролировать. Я не могу контролировать себя. Я думаю, что эмоционально зависима от этого мужчины, и я ненавижу это. Я ненавижу показывать слабость; он заставляет меня быть такой на каждом шагу.
— Потому что ты моя, и я хочу, чтобы все знали.
Значит, он предъявляет права на меня у всех на глазах… Теперь в
— О. — Это все, что я говорю, и он, прищурившись, смотрит на меня.
— О? — переспрашивает он. — С этим какие-то проблемы?
— Нет.… Я просто подумала, — Я глубоко вдыхаю. — Неважно, что я подумала.
Ник убирает прядь волос с моего лица и заправляет ее за ухо. От нежности его пальцев мне снова хочется разрыдаться, и я отворачиваюсь.
Сильные пальцы крепко сжимают мой подбородок и поворачивают мое лицо обратно к нему.
— Что, Камилла? Что ты подумала?
— Что тебе было не все равно, — шепчу я едва слышно. — О нас.
Он наклоняет голову набок, и внезапно мне хочется похоронить себя заживо, лишь бы скрыться от его пристального взгляда.
— Ты хочешь, чтобы я это сделал? — Я снова отворачиваюсь. — Богом клянусь, Камилла, если ты отвернешься от меня еще раз, я буду шлепать тебя по заднице, пока ты не заплачешь. Прямо здесь, в этом тату-салоне.
Мои глаза снова встречаются с его.
— Да.
Ник хватает меня сзади за шею и притягивает к себе, соединяя наши губы, затем просовывает свой язык мне в рот. Он отстраняется первым.
— Я уже знаю.
Мое сердце трепещет, все мое тело тоже, а руки дрожат, когда я обхватываю его лицо.
— Я люблю тебя.
— Я…
— Эй, чувак, — перебивает татуировщик. — Все хорошо? У меня встреча через две минуты.
— Да, — говорит Ник, затем хмуро смотрит на меня. — Да.
И вот так просто он встает со стула и уходит от меня, оставляя мое разбитое сердце на полу.
Я никогда не думала, что будет неловко позвонить своим друзьям и попросить их встретиться со мной в ресторане, который Ник зарезервировал для нас, но у них были вопросы, на которые я не могла ответить. Такие как:
Почему ты ушла, не попрощавшись?
Куда ты ушла?
С кем ты была?
Почему ты заперла свою дверь?
Я ненавижу лгать им, правда ненавижу, и сейчас я нервничаю больше, чем когда-либо, рассказывая им об этой ситуации. В основном потому, что у меня нет уверенности в том, что этот брак не чертов фарс. Я рискнула сердцем, выставила себя на всеобщее обозрение, а он меня подвел.
Мы вернулись в отель, и он ничего не сказал. Всю обратную дорогу на арендованной машине, и ни разу после того, как мы вернулись, он даже не заговорил со мной. Как будто он не хотел ранить мои чувства. Ну, угадайте, что? Так он причиняет больше боли. Радиомолчание убивает меня, одновременно заставляя сомневаться во всем.
Теперь мы вернулись домой, а он ведет себя так, словно ничего не произошло. Как будто все нормально. Ну, на самом деле, ничего особенного, я в бешенстве.
Я провожу тушью по ресницам — агрессивно, — а он стоит в дверном проеме, прислонившись к двери и закусив губу. Он выглядит как бог, и у меня по спине пробегает холодок от того, как сильно я хочу, чтобы он перегнул меня через стойку и трахнул.
— Я не могу поверить, что ты настоящая, — говорит он с выражением благоговения на лице. Он подходит ближе и хватает меня за запястья, отчего тушь с грохотом падает в раковину, и притягивает меня к своей груди. — И моя.
Я всхлипываю:
— Отпусти меня, Ник. — Не плачь. Не плачь.
— А я тебе не верю. — Он усмехается. — Только вчера ты говорила мне, что любишь…
— Заткнись нахуй! — Я пытаюсь отстраниться от него, но его хватка на моих предплечьях теперь слишком крепкая. — Не говори этого.